Горячее лето 1852
Шрифт:
– Понял.
– Горыня кивнул.
– А может стоит ему предложить за долю в имениях Стародубских денег дать? Тысяч двести дадим, а нам всё лучше. И в приданое Машеньке добавим, и вообще, хозяйство расширим.
– Сто тысяч.
– Князь фыркнул, и огладил длинную бороду.
– Лёгкий ты, насчёт денег как я погляжу. Да там и на сотню не будет.
– Так ему за сотню чего торговаться.
– Горыня подхватил бутылку, и налил себе в серебряную
– В любом меняльном доме дадут. А земли его с нашими черезполосицу идут, и деревеньки людьми богатые. Вот и выходит, что подпортить он нам может сильно, а кроме нас, земли те и не нужны никому. А деньги могу и я дать. У меня уже почти полмиллиона так и лежат в Первом Имперском, да тратить некуда.
– Ты подожди...
– Князь вздохнул.
– Как оженишься, так каждую копейку начнёшь считать. Хотя в карты ты не игрок, обошла тебя зараза иноземная, да в гульбищах не замечен.
– У меня же всё казённое.
– Горыня усмехнулся.
– Вон, даже мундир, и тот за казённый кошт пошит. Можно сказать на всём готовом. А Машеньке, дать хорошее приданое, так и среди старших семей поискать партию можно. Вон, князь Белосельский всё интересовался, когда мы Марию обществу покажем. У него сын, кстати весьма дельный офицер. Командует ротой егерей. Двадцать пять ему, а уже сотник, и у начальства на хорошем счету.
– Ты-то ещё и двадцатый год не прожил, а уже вона - генерал.
– Ворчливо заметил князь.
– Так и я за прачками не бегаю.
– Знаю я, за кем ты бегаешь.
– Григорий Николаевич тяжело вздохнул.
– Лекарки это конечно да. Можно сказать вполне прилично, но когда же там у вас с княжной Анной, сладится - то?
– Да, ворон его знает.
– Горыня повёл плечами и взял в руки рюмку.
– То привечает, то не замечает. Словно собака на сене. Не ест сама и не даёт другим.
– Это политика, сынок. Тута скорости не будет.
– Спокойно ответил князь, и легко коснулся своей рюмкой, рюмки Горыни.
– Давай, чтобы добру быть, а злобне сгнить.
Горыня опрокинул в рот терпкий напиток, и вдохнув послевкусие, медленно выдохнул, смакуя аромат.
– А насчёт великой княжны, я тебе так скажу. Хоть я и хочу внуков поскорее, да думаю, что у Машки-то быстрее всё сладится. А ты уж не торопись. Дело такое, серьёзное. Не простую девку берёшь, и даже не княжну старого рода. Царскую дочь! Понимать должен.
– Да понимать-то я понимаю...
– Горыня помедлил, но потом всё же решился.
– Только вот ничего я не понимаю.
– Хмм.
– Стародубский-старший задумался.
– А ведомо ли тебе Горынюшка, что они перед Мокошью - сёстры. Однова посвящение получали у Кремлёва Источника, и повязаны, куда как крепче чем скажем ты с Машкой.
– Откуда?
– Вскинулся Горыня. Я в эти дебри вообще не лез.
– А зря!
– Князь вскинул вверх указательный палец.
– Тогда знал бы, что лучше всего им вообще одного мужа на всех, чтобы круг силы не распадался. Я про то конечно не самый большой знаток, но кое-что рассказать могу. То вообще старинная традиция, что с самой Малуши жены Святослава Игоревича идёт. Малуша и сама была ведуньей не из последних, а когда призвала своих сестёр во Мокоши, армия Святослава вообще не знала поражений. Тогда и хазаров разбили да рассеяли, и цареградцам наподдали. А печенегов, что под Киев пришли, так и вовсе вырезали до последнего человека.
– Ну, со Святославом понятно. Он Князем всей земли русской был. А мне-то этот хоровод зачем? Тут с одной женой бы управится, а как с пятью?
– Ну, при случае у государя нашего спросишь. У него ведь в жёнах тоже Макошин круг.
Незаметно подошло время, когда нужно было ехать во дворец. Роскошная карета запряжённая четвёркой вороных коней, уже ждала у входа, как и почётный конвой из шести казачков, нетерпеливо гарцевавших рядом с лестницей. Горыня стоял внизу, ожидая пока князь выведет Марию, и чуть было не прозевал появление сестры, на широкой лестнице.
Одетая в бледно-голубое платье, с золотой вышивкой по краю широкой юбки, Мария не шла а будто плыла, над землёй. Сверху на плечи была накинута пелерина из тончайшего кружева отороченного лебяжьим пухом, а на руках, шее и на лбу сверкали крупные бриллианты обрамлённые в затейливую платиновую вязь.
– Маша, боюсь, сегодня ты затмишь даже царевен.
– Горыня с улыбкой отвесил поклон сестре, и подал руку, чтобы она могла взойти на подножку кареты.
– А я боюсь, как бы вам с батюшкой не было стыдно за деревенскую простушку.
– Мария лукаво улыбнулась, и аккуратно расправив складки платья, села на мягкое сидение.