Горячее лето 42-го
Шрифт:
– Ну, значит, так! Этих троих, - он кивнул в нашу сторону, - немедленно накормить!
– Но..., заикнулась, было, ошарашенная Лидия Ивановна.
– Сейчас же, и без разговоров! Через двадцать минут им необходимо прибыть к командиру батальона, а они, понимаешь, здесь с вами за посуду должны воевать! Выполнить и доложить!
Брат с Витькой, открыв рот, восторженно смотрели на Ухватова. Оказывается, это он на первый взгляд такой благодушный, на самом же деле, Семен Ильич мог быть весьма строгим и решительным. Когда он сердился, в его голосе проскакивали металлические
Наконец, нам дали посуду, из-за которой разыгралась такая баталия: три глубокие алюминиевые миски и три ложки и мы, под заинтересованными взглядами девчат бодрым шагом отправились к полевой кухне. Народу там заметно поубавилось, видимо все кто надо, уже поели. Повар улыбнулся нам как старым знакомым:
– Ну что, ребята, повоевали маленько? С бабами завсегда так, а вы не серчайте, хлопцы, просто тут уже столько, таких как вы, прошло, отступающих товарищей, что Ивановна до сих пор никак не угомонится. Как с ней муж живет - не пойму, это же пулемет какой-то, а не женщина! Просто удивительно, как её мужик терпит?
Повар навалил нам полные миски каши, сдобренной каким-то жиром, скорее всего салом, попадались даже небольшие кусочки мяса. Еще он вручил нам ароматную буханку темного хлеба на троих и от этого хлебного аромата и запаха каши, почему-то сразу детство вспомнилось. Когда-то, давным-давно бабушка такую же варила, вкуснотища! С голодухи, мы накинулись на эту кашу и, дружно работая ложками, уплетали ее за обе щеки, за милую душу. А хлеб - вообще чудо какое-то! Или нам с голодухи так показалось? Да нет же, все было просто замечательно!
В общем, управились мы с кашей довольно быстро, и повар, наверное, пожалел нас, и подсыпал нам добавки, а меня подозвал и сказал вполголоса:
– Сбегай к девчатам, попроси у них компоту, тарелки все равно понесешь отдавать. Только Ивановне старайся на глаза не попадаться, шумоватая она, сам знаешь. А к девчатам присмотрись, хорошие они, не разбалованные. Тут ведь много, за день, нашего брата проходит, так они, ни, Боже мой, ко всем с уважением относятся, помогают, чем могут. Хорошие девчата, ничего худого не могу сказать.
– За хлеб-соль - спасибо, за совет добрый (это я насчет компота, а вы о чем подумали?) тоже - благодарствуем. Только, что же это ты, дядя, сватать меня удумал? Я может быть женатый уже?
Повар на какое-то время потерял дар речи и только смотрел на меня, как будто в первый раз видит. Но он и тут нашел выход из ситуации:
– Это ты-то женатый? Ха-ха!
– А что не так, дядя?
– Женатого мужика - видно издалека! Он степенный такой, обстоятельный даже, а ты..., как бы это тебе понятнее объяснить...
– Что же, я, по-твоему, несерьезный что-ли?
– Да нет, ты сурьезный, даже чересчур какой серьезный. Вот давеча, я-то заметил, как ты на Анну-то смотрел, даже очень сурьезно. Прямо окаменел, как ее увидел.
– На какую Анну?
– На такую. В белой косынке, вот на какую! Я все подмечаю, у меня глаз наметанный. Влюбился - так сразу и скажи! А то - какую - какую? Такую!
– Война идет, дядя, и всякой ерундой
Сгреб тарелки и двинул за компотом, размышляя по дороге над словами чересчур наблюдательного повара. И не слышал как он, обращаясь к Витьке и брату моему, спросил с неподдельной тревогой в голосе:
– Вот тоже и я говорю. Он, хлопцы, у вас завсегда такой сурьёзный? Или только когда девчат увидит?
Долго размышлять над словами повара мне не пришлось, от полевой кухни до навеса, под которым находились девушки, было рукой подать - метров двадцать, не больше. Они уже заканчивали с картошкой, видимо это все к обеду готовилось. Чтобы прокормить целый батальон, нужно постараться, однако. При моем приближении, две девушки встали и ушли, что-то нашептывая на ухо, по очереди, одна другой, и поглядывая в мою сторону, тихонько посмеивались. Еще две, подхватив пустые ведра, отправились бодрым шагом, вслед за первыми двумя хохотушками. Под навесом оставались три девушки и среди них та, о которой мне говорил повар. Она заметила, конечно, что я подхожу и, бросив быстрый взгляд в мою сторону, как ни в чем не бывало, продолжила заниматься своими делами.
Хорошо хоть Лидия Ивановна куда-то исчезла. Скорее всего, после нагоняя, полученного от Ухватова, она, глубоко огорченная удалилась в неизвестном направлении. По крайней мере, по близости ее не было видно, и лично меня это ничуть не тревожило. Скорее наоборот.
Подхожу, как ни в чем не бывало, с посудой в руках и спрашиваю, обращаясь как бы ко всем:
– Девушки! Где здесь у вас тарелки можно помыть? И это, нам бы попить чего-нибудь, говорят компот у вас тут знатный.
Девчонки сначала переглянулись между собой, а потом посмотрели на Анну. Она, нахмурив брови, быстро повернулась ко мне, но засмущавшись, тут же отвернулась и сказала:
– Поставьте на стол, пожалуйста, мы потом сами помоем, а компот кончился, наверное, я посмотрю сейчас.
Я поставил на стол тарелки, и, держа в руках солдатский котелок, который вручил мне проницательный повар, когда отправлял меня за компотом, не отрываясь, смотрел на Анну. Она почувствовала мой взгляд и засмущалась еще больше. Девчонки, видимо тоже что-то сообразили, и одна из них, решила разрулить ситуацию:
– Давайте вашу посудину, товарищ боец, мы сходим, посмотрим, может что-то и осталось еще. Заодно и картошку отнесем, там уже борщ нужно начинать варить.
Они, подхватив со стола котелок, подняли с земли бачок с картошкой и понесли его в сторону горевшего, как ни странно, почти бездымно костра, над которым был подвешен на цепи здоровенный котел. Дипломатично удалившись, комсомолки, тем не менее, поставили нас с Анной в довольно затруднительное положение. Наше молчание затягивалось. Пришлось брать инициативу на себя:
– Да, повезло вам с начальством!
– Это вы о ком? Если про Лидию Ивановну, то вы это зря! Просто характер у нее такой, сварливый немного. А так она женщина хорошая, добрая, отзывчивая. Не пойму, что это на нее нашло?