Горячее сердце
Шрифт:
— С какой целью вы пришли в арестное помещение?
— Мне нужно было поработать с… С одним человеком…
— С кем именно, не помните?
— С молодой женщиной, которую прислали в Казаринку большевики.
— В какое время суток вы пришли в арестное помещение?
Макаров прикрыл глаза рукой, вспоминая.
— Утром… Рано утром. Помню, едва только занималась заря…
— И вы сразу направились в камеру, где допрашивали Василия?
— Нет, не сразу… — Макаров покусал нижнюю, губу. — Увидев брата… Он весь был перепачкан кровью… Одним словом, у меня не хватило решимости встретиться
— Затем вы снова направились в камеру для проведения допроса?
— Да, в нее уже привели ту женщину.
Леонид с полчаса как зашел в кабинет к Белобородову. Став спиною к окну, он молча следил за ходом допроса.
Все в нем восставало против тона, которым велся допрос. Уж слишком свободно держался Макаров, а Белобородов позволял…
И вообще непонятно было Леониду, для чего столько времени толочь воду в ступе. Как каратель Макаров уже вполне ясен. Известно, где он воевал после Казаринки, — с армией Колчака дошел до Омска. А вот дальше — сплошное белое пятно.
Никто из лиц, проживавших за границей, не опознал Макарова на фотокарточке, которую показывал им Леонид. И это тоже было одной из причин его скверного настроения.
Ах, Агеев, Агеев, что ты наделал! Какую щуку спугнул!..
После того как Макарова увели, Белобородов поднялся из-за стола, прошелся взад-вперед по кабинету, прихлопнул в ладоши и, быстро взглянув на Леонида, что-то хотел сказать, но не сказал, а, улыбнувшись какой-то своей мысли, уселся на прибитый к полу табурет, на котором только что сидел Макаров. Крепко ухватившись обеими руками за сиденье, несколько раз качнулся туловищем.
— Сегодня утречком забежал домой к Агееву, — сообщил он Леониду новость. — Познакомились наконец… — И Белобородов опять чему-то улыбнулся. — Видел бы ты, как он меня встретил! «Сам пришел?» — и смотрит этак подозрительно-подозрительно. Словно знает и не узнает меня, но вот-вот вспомнит и тогда… И рука, смотрю, к заднему карману у него тянется… Ну, тут я назвался по фамилии, он и вспомнил: «Прапорщик Белобородов?! То-то среди красных не встречал тебя!» А это я после февральской революции у них в полку на митинге выступал. В погонах, ясное дело. И вдруг — командирские петлицы! Да, бывает… А приходил я к нему вот зачем. Он же в двадцать втором партизанил на Дальнем Востоке. Собственно говоря, я ни на что особенно не рассчитывал — так, общую обстановку хотя бы узнать. И ты понимаешь, след-то Орлова, похоже, отыскался! Погляди-ка! — Белобородов подошел к столу и достал из ящика пожелтевший листок газетной вырезки. — Агеев сберег…
Один абзац был отчеркнут простым карандашом:
«Ночью партизаны скрытно подобрались к позициям белых и ударили с флангов. Завязался жестокий бой. Белые упорно сопротивлялись, но на рассвете подошли части Народно-революционной армии, и вскоре отборный полк генерала Орлова дрогнул…»
— Двадцать второй год! — сказал Белобородов. — Если это тот самый Орлов — не исключено, что их дорожки с Макаровым где-нибудь опять сошлись. Где-нибудь между Казаринкой и Волочаевкой. Опять Волочаевка —
— Как долго вы служили командиром карательного взвода?
Макаров, сидевший до этого с понурым видом, вскинул голову:
— В конце августа восемнадцатого года меня перевели в 3-й Сибирский полк начальником пулеметной команды.
— Каким образом это вам удалось?
— Случайно встретил в Торске своего бывшего однополчанина.
— Из 151-го?
— Да, — Макаров с некоторым удивлением вскинул брови.
— И этот однополчанин отрекомендовал вас своему командиру?
— Так точно.
— Фамилия командира 3-го Сибирского полка?
— Иванов. Полковник Иванов.
— А Орлова вы встретили… — полувопрос-полуутверждение.
— Это уже потом… — в глазах Макарова отразилось легкое замешательство, но он тут же взял себя в руки.
— Так, минутку… — Белобородов записал в протокол допроса: «Моя встреча с генералом Орловым произошла…»
— С полковником, — поправил Макаров. — Тогда он еще не был генералом.
Белобородов зачеркнул слово «генералом» и сверху надписал: «полковником». Затем внизу страницы провел линию и под нею сделал примечание: «Исправленному «полковником» верить».
— Где вы с ним встретились?
Макаров несколько помедлил с ответом, словно раздумывая, говорить или не говорить. Затем коротко обронил:
— В Омске.
…151-й полк Орлова был расформирован по причине отказа его офицеров сражаться за Советскую власть.
В середине ноября семнадцатого года, после того как командир этого полка отдал приказ о передислокации, по требованию низших чинов все офицеры были арестованы. За исключением поручика Кондрашова, который и принял на себя командование полком.
Орлов и другие главари заговора были тотчас изолированы от остального офицерского состава. Однако Орлову удалось бежать. Через некоторое время находившимся в заключении офицерам каким-то образом стало известно о том, что их бывший командир полка добрался до территории, захваченной калединскими войсками. Макаров и его сообщники стали спешно готовиться к побегу. Однако осуществить свой замысел они не успели. Одного за другим их стали куда-то уводить, и больше никто из них в камеру не возвращался.
Однажды — это было уже в марте восемнадцатого года — пришли конвойные и выкликнули фамилию Макарова. Его провели в служебный кабинет. Сидевший за столом незнакомый человек в гимнастерке задал несколько вопросов относительно дальнейших намерений арестованного в случае его освобождения из-под ареста.
Макаров ответил, что ему необходимо некоторое время на размышления, но что воевать он в любом случае больше не намерен. После этого ему было разрешено вернуться в Казаринку, где к тому времени установилась Советская власть.