Горячий айсберг 2011
Шрифт:
– Курсант Швыдкий, выйти из строя!
Эдик содрогнулся всем телом, вышел на три положенных шага, повернулся кругом, лицом к товарищам. Но смотрел поверх голов, не желая встречаться с ними взглядами. Родин мимолетно заметил, что лицо Швыдкого, вдруг заблестевшее от пота, свела судорога, как и в ту ночь после расстрела.
Бухарин стал зачитывать:
– Приказ командующего войсками военного округа. За образцовое выполнение обязанностей в карауле, пресечение попытки проникновения на охраняемый объект и проявленные при этом стойкость и мужество объявить курсанту Швыдкому Эдуарду Леонидовичу десять суток отпуска.
Наверное, в этот момент у Швыдкого
– Ну?!
– Служу… Российской Федерации! – очнувшись, скороговоркой ответил Швыдкий.
– Встать в строй! – скомандовал начальник училища.
– Есть! – ответил Швыдкий и вернулся на место.
Бухарин решил не комментировать «героический поступок» курсанта. Ну и дела: служа Российской Федерации, расстрелял российского солдата… Зато в строю первой группы непроизвольно, не сговариваясь, сначала как мычание, потом все отчетливее раздалось многоголосое:
– У-у-у-у, су-у-у-ка…
Этот призывный вой подхватили в других «коробках», и, подобно парадному перекату «ура», он прокатился по всем выстроенным курсантским подразделениям.
– У-у-у-у, су-у-у-ка…
Заместитель начальника училища скомандовал заниматься всем по плану. Торжественного прохождения не было.
– Поздравляю, Эдик! Десять суток, от командующего! – слышалось язвительное со всех сторон. – Выслужился, ворошиловский стрелок. В кровавый отпуск поедешь.
А лично от себя Родин добавил:
– Чтоб тебе эти десять дней и всю жизнь парень этот снился… Гнида.
Швыдкий не реагировал, словно в скорлупу спрятался, а сам подумал: «Уж лучше бы дали десять суток ареста…» Но сейчас надо просто перетерпеть, ведь сам командующий на его стороне.
Расстрел, а точнее, убийство в карауле солдата Савицкого потрясло Влада. Потрясло жестокостью, бессмысленностью, несправедливостью и предопределенной безысходностью ситуации, в которой инструкция убивает холодно, расчетливо и безоговорочно. По уставу… И самое горькое было сознавать, что, спасая от пули часового пьяного дурня, ни за что ни про что погиб нормальный, обыкновенный парень. За неделю до дембеля… Потом, в будущем, Влад Родин не раз будет видеть смерть вблизи, лицом к лицу, сам ощущать ее трупное дыхание, видеть умирающих и убитых, растерзанные войной человеческие тела. Но нелепая безжалостная смерть солдата навсегда оставит в его душе саднящий шрам.
До самого выпуска из училища Родин старался не общаться со Швыдким. Только официально, как командир, на языке команд и распоряжений.
Горе от УМА
Студент – это еще ничего, из которого может выйти все.
Ш. Петефи
Екатеринбург. 6 марта 1996 года
Преподаватель патологоанатомии Исай Казимирович Вовк, которого студенты называли Казематычем, был, как и все представители этой «жизнеутверждающей» профессии, в меру циничен, склонен к философствованию
«Патологоанатом – врач, к которому привозят без записи».
«Патологоанатом – самый высокопрофессиональный из всех врачей, лучший диагност: только он точно знает, что и отчего у вас болело».
«Патологоанатомы – чуткие люди, они никогда не режут по живому».
Распорядившись продолжать практическое занятие самостоятельно, Казематыч покинул анатомичку. Артур, Борис и их однокурсник Валера Черныш остались, так сказать, предоставленными самим себе. Естественно, в «компании» с разлагающимися трупами. На третьем курсе студентам «свежатину» не давали, только на последних. И копошиться приходилось в трупах, не менее 2–3 лет пролежавших в формалине. То есть, когда ребята поступили в мединститут, эти бывшие бомжи, отказные зэки и прочие позабытые и никому не нужные как раз и ушли в мир иной. Кожи на них давно не было, представляли они собой картинку учебника анатомии: одни мышцы, нервы, волокна… Ну, еще для изучения оставляли мужские и женские гениталии. Был, впрочем, случай, когда одна студентка обозлилась на всех мужчин и отрезала на мужских трупах половые органы. Разразился скандал жуткий, правда, потом, ха-ха, замяли, невелика ценность. В общем, для неподготовленного зрителя анатомичка – фильм ужасов. К тому же тошнотворный запах, рыться в разлагающемся трупе – просто наказание. Сидели друзья и изнывали: надо тупо отсидеть учебные часы. А впереди – Женский день, 8-е Марта. И Артуру пришла в голову одна идея.
– А давайте девчонок пригласим! Отпразднуем 8-е Марта.
Борис и Валерка тут же поддержали его. Супер! Скинулись на пару бутылок шампанского и конфетки; Валерка, как самый молодой, побежал в соседний гастроном, а братья пошли приглашать однокурсниц. Минут через двадцать появились три красавицы – Роза, Маша и Люба. Они осторожно осмотрелись, вроде ничего не предвещало подвоха: в предбаннике – шампанское на столе, кулек с конфетами. Но для опасений все-таки были причины.
Совсем недавно, 23-го февраля, после ухода препода мальчишки тоже пригласили их в анатомичку – отметить День защитника Отечества. Девчонки, конечно, с радостью согласились.
А был уже вечер, зимой темнеет быстро. Васька Хохлов, первый затейник на курсе, чтоб веселей было, предложил пошутить. Давай, говорит, поставим свеженькие трупы возле стенки. Так и сделали. А Васька еще и сам разделся, встал у стены рядом с трупом на правом фланге… Свет, соответственно, погасили. И вот пришли долгожданные гости. Темнота… Ребята резко включили свет, девчонки, естественно, с перепугу заверещали. Покричали, выдохлись и успокоились. Потом Валерка повернулся к выстроенному ряду, командирским голосом рявкнул: «Рота, на первый-второй – рассчитайсь!» И тут, о ужас, выходит из строя голый Хохлов и бодро отвечает: «Первый!»
Маша и Люба мгновенно свалились в обморок, братья еле успели их подхватить, а у Розы челюсть заклинило. Она так и стояла полчаса, пока врач не приехал.
Об этом, конечно, руководство института узнало очень скоро, и Хохлова, главного организатора «шутки», из института выгнали, как потерпевшие за него ни просили.
Вот такая история. Казематычу тогда замечание объявили, хотя он-то совершенно ни при чем был…
– Мертвецы не будут из формалина выпрыгивать? – спросила Роза.
– Если шампанского наливать не будем, значит, не выпрыгнут.