Горячо-холодно: Повести, рассказы, очерки

Злобин Анатолий Павлович

Путешествие было закончено. Я не только нашел свой старый окоп, но и вспомнил те чувства, которые смутно бродили во мне, в юном двадцатилетнем лейтенанте. Память земли и память чувств сошлись для меня в этой точке планеты, и я снова, с еще большей силой, чем тридцать лет назад, ощутил вдруг острое и сладостное чувство благодарности к земле, которая прятала и укрывала меня. Древняя наша земля, родившая нас! Она умеет любить и не умеет убивать. И человек должен учиться у земли этому неумению.

Мне никак не хотелось уходить отсюда. И вдруг

я понял: все, что я делаю и чувствую сейчас, обратно тому, как делал и чувствовал, когда был солдатом. Я любуюсь окрестным пейзажем, вместо того чтобы прятаться в окопе. А в окопе, приникнув к земле, я слушаю тишину планеты, а не вой снаряда. И когда мне почудился треск пулемета, я безбоязненно поднял голову, вместо того чтобы вжаться в землю. Я перестал быть солдатом, забыл солдатские привычки и вместо того, чтобы думать о смерти, думаю, как бы не простудиться.

И все это оттого, что на земле мир, и сеятель в старой солдатской гимнастерке бросает в землю семена.

И солнце безмятежно светит с неба, крест-накрест перечеркнутого пушистыми белыми нитями, беззвучно растягивающимися и уходящими к горизонту.

<1974>

Очерки

ДОБРАЯ ЖИЗНЬ

Очерк из цикла «Портреты мастеров»

1

Поезд пришел в Калач ночью. В гостинице Слепуха увидел надпись, прославленную фельетонистами и командировочным людом: «Мест нет». Он подремал на лавке, а когда стало светать, вышел на улицу. За домом была базарная площадь, по другую сторону стояли в лесах недостроенные здания. Поднимая тягучие хвосты пыли, проехала колонна грузовых машин. Вдалеке перекликались паровозы.

Базар был пестрым и шумным. На больших железных крючьях висели тяжелые розовые туши, в другом ряду плотно стояли бидоны с молоком, ведра со сметаной, творогом. Женщины продавали пуховые платки. Слепуха поторговался немного и прихватил один платок под мышку — для матери.

В конце молочного ряда сидел на земле слепой инвалид, а женщины стояли кругом и смотрели, как он продувает старую, с хрипом гармонь. Слепой пел знаменитую в те годы на всех российских базарах песню: «Жена мужа на фронт провожала». Опустив головы, забыв базарные заботы, женщины с тоской слушали слепого:

Он уехал в расстроенном виде В непроглядную темную ночь, И

под звуки военной тревоги Народилась красавица дочь.

Слепуха долго еще стоял, слушая песню о разлуке, о горе народном: раны войны были свежи в памяти.

Потом он постоял на площади перед братской могилой. Огороженная тяжелыми цепями, на постаменте навечно застыла танкетка, придавив своей тяжестью тела павших. Здесь, в районе Калача, произошло соединение наших войск, окруживших немецкую армию Паулюса.

Слепуха не любил задавать вопросов. Когда подошло время, он увидел, что люди со всех сторон тянутся к невысокому длинному бараку. Подъехал «виллис», из машины вышел подвижной коренастый мужчина.

Таблички на дверях были странными: «Отдел подготовки зон затопления», «Светокопия»… А вот и то, что ему нужно — «Экскаваторный отдел». Слепуха толкнул дверь.

За столом сидел грузный мужчина с большим львиным лицом и сердито кричал в трубку. Два других стола были свободны. Кончив кричать, мужчина положил трубку, посмотрел на Слепуху.

— С чем пожаловали?

Слепуха протянул документы.

— Вас-то мне и надо, — угрюмо сказал мужчина. — Будете старшим инженером экскаваторного отдела. Вот сюда, прошу, — мужчина указал на соседний стол.

— Я экскаваторщик. Инженером никогда не работал.

— Прошу. Мне некогда. Садитесь и принимайтесь за дела.

— Я экскаваторщик, — твердо повторил Слепуха. — За столом работать не умею.

Раздался телефонный звонок. Мужчина взял трубку.

— Где? Когда? Сколько машин? — спрашивал он, и на его угрюмом лице появилось подобие улыбки. — Хорошо. Будем принимать меры.

— Ваше счастье, — сказал он Слепухе, положив трубку. — В Красноармейск пришли вагоны с экскаваторами. Поедете туда. Разгружайте, собирайте, монтируйте. Буду вам подбрасывать людей. Чтобы в мае машины уже закрутились.

— А какие машины пришли?

— «Уральцы». Знаешь их?

— Встречался, — ответил Слепуха. — Кем же вы меня берете? Экскаваторщиком?

— Потом поговорим на эту тему. В Красноармейске…

Так Слепуха познакомился с Дмитрием Константиновичем Зенкевичем, одним из старейших советских экскаваторщиков.

Через два часа он уже ехал в попутном грузовике через степь. Земля вздрагивала и плыла в теплом мареве. Широкие балки резали степь, вдалеке маячили невысокие холмы. Длинные прямоугольники пашен чернели на косогорах.

Широкоплечие мачты шагали через степь, через балки, на горизонте медленно полз поезд, белый дым столбом стоял в небе.

Машина выехала на вершину холма, и Слепуха вдруг замер от восторга. Впереди раскрылось широкое безбрежное пространство. Серебряная полоса Волги протянулась через всю степь, прочерчивая ее от края до края. На берегу виднелся трудовой город: там двигались машины, ворочались стрелы портальных кранов — это был Красноармейск.