Горящий берег (Пылающий берег) (Другой перевод)
Шрифт:
Сантэн лежала и жадно смотрела на них. Она понимала, что от этого обсуждения зависит ее жизнь и что старуха выступает в ее защиту.
— Все, что ты говоришь, почтенный старый дедушка, несомненно правда. Мы в пути, и тех, кто не может идти наравне с нами и представляет опасность для всех, нужно оставлять. Таков обычай. Но если немного подождать, — Х’ани обвела рукой кусочек небосклона, который солнце должно было пройти приблизительно за час, — этот ребенок, возможно, успеет набраться сил, а столь короткое ожидание ничем нам не грозит.
О’ва, продолжая издавать глубокие гортанные звуки, щелкнул пальцами обеих рук. Жест был очень выразительный и до крайности
— Наш путь опасен, нам предстоит пройти большое расстояние. До следующей воды идти много дней; задерживаться здесь глупо.
Голову О’ва венчала корона. Несмотря на свое бедственное положение, Сантэн заинтересовалась ею и неожиданно поняла, что это такое. В украшенную бусами головную повязку из сыромятной кожи старик поместил четырнадцать крошечных стрел. Древки были сделаны из речного камыша, на концах торчали орлиные перья, а наконечники выточены из белой кости. И каждый зубчик густо вымазан темной засохшей краской, похожей на свежую патоку. Именно эти наконечники заставили Сантэн с ужасом вспомнить живописные описания путешествий по Африке из книг Левайе.
— Яд! — прошептала Сантэн. — Отравленные стрелы! — Она вздрогнула и вспомнила рисунки в книге. — Это бушмены. Настоящие живые бушмены!
Она с трудом села, и оба маленьких человека повернулись к ней.
— К ребенку возвращаются силы, — сказала Х’ани, но О’ва решительно поднялся.
— Мы в пути, это самый главный путь, и дни уходят.
Неожиданно выражение лица Х’ани изменилось. Женщина смотрела на тело Сантэн. Когда Сантэн села, ее хлопчатобумажная блузка, и так уже рваная, распахнулась, обнажив одну грудь. Заметив интерес женщины, Сантэн осознала свою наготу и торопливо прикрылась, но старая женщина подскочила ближе и наклонилась к ней. Она нетерпеливо отвела руки Сантэн и удивительно сильными пальцами узких изящных кистей нажала на груди Сантэн.
Сантэн поморщилась, застонала и хотела отодвинуться, но старуха оказалась решительной и властной, точь-в-точь Анна. Она распахнула рваную блузку Сантэн, взяла большим и указательным пальцами сосок и принялась осторожно доить. На кончике соска показалась прозрачная капля, Х’ани что-то сказала и толчком снова уложила Сантэн на песок. Она сунула руку под брезентовую юбку и принялась искусно ощупывать низ живота девушки.
Наконец она отстранилась, села на корточки и торжествующе улыбнулась своему супругу.
— Теперь ты не можешь ее оставить, — злорадно сказала она.
Главнейшая традиция племени — нельзя бросать в пустыне женщину, неважно, из племени сан или нет, которая несет в себе новую жизнь.
О’ва устало махнул рукой, показывая, что сдается, и прилег на песок. Вид у него был несколько отрешенный и даже отчужденный, когда жена трусцой спустилась к морю, держа в руках палку с наконечником. Х’ани внимательнейшим образом осматривала мокрый берег, пока мягкие волны плескались о ее щиколотки, а потом вдруг воткнула острие палки в песок и отступила, пропахав своим орудием мелкую бороздку. Палка ударилась о какой-то твердый предмет под песком. Х’ани кинулась вперед, откопала что-то пальцами, вытащила это что-то и бросила в сумку. Потом она повторила проделанную процедуру еще и еще раз.
Спустя короткое время она вернулась туда, где лежала Сантэн, и высыпала из мешка на песок целую кучу раковин. То были двустворчатые песочные моллюски. Сантэн сразу же страшно разозлилась на собственную глупость. Она много дней голодала и погибала от жажды, буквально спотыкаясь об этих сочных моллюсков, а берег просто кишел ими.
Вытащив из сумки большой каменный нож для резки кости, старуха
— Bon! — сказала она Х’ани. Ее лицо просто светилось от радости; дожевывая крошечные сочные кусочки, она повторила: — Trиs bon [43] !
Х’ани улыбнулась и наклонила голову, вскрывая костяным ножом следующую раковину. Открывать таким ножом раковину очень неудобно, к тому же он откалывал кусочки, которые скрипели на зубах у Сантэн. Съев еще трех моллюсков, Сантэн взяла свой нож и раскрыла его.
О’ва демонстрировал свое неодобрение, сидя в стороне на корточках и глядя в море, но, услышав щелчок раскрываемого ножа, повернулся к Сантэн, и в его глазах вспыхнул живой интерес.
43
Хорошо. Очень хорошо (фр.).
Племя сан по-прежнему жило в каменном веке, но хотя добыча и плавка железа лежали вне рамок его культуры, О’ва уже видел железные инструменты. Люди его племени подбирали их на полях битв с черными гигантами или крали в лагерях чужаков и путников, и когда-то О’ва был знаком с человеком, который владел таким же орудием, как у девушки.
Того человека звали Ксья — такой своеобразный звук производит всадник, подгоняя лошадь. Тридцать пять лет назад этот Ксья взял в жены старшую сестру О’ва. Еще в молодые годы Ксья нашел у пересохшего водного источника на краю Калахари скелет белого. Тело старого охотника лежало рядом с остовом его лошади, а рядом валялось четырехфунтовое ружье для охоты на слонов.
Ксья не дотронулся до ружья: из легенд и по собственному горькому опыту он знал, что в этой волшебной палке живет гром, — но осторожно просмотрел содержимое сгнившей седельной кожаной сумки и обнаружил такие сокровища, о которых бушмены до него только мечтали. Во-первых, кожаный кисет с месячным запасом табака. Ксья сразу положил щепотку под губу и, счастливый, принялся разглядывать остальное. Сразу отбросил книгу и картонную коробку с маленькими шариками тяжелого серого металла, некрасивыми и явно не имеющими никакого полезного применения. Потом он обнаружил красивую фляжку желтого металла на кожаном ремешке. Фляжку заполнял бесполезный серый порошок, который он высыпал на песок, но сама фляжка замечательно блестела, и Ксья понял, что перед ней не устоит ни одна женщина. Ксья не был великим охотником или замечательным танцором и певцом, он долго ухаживал за сестрой О’ва, чей смех звучал как журчание ручья. Он уже отчаялся привлечь ее внимание и даже не смел послать в ее сторону маленькую стрелку с перьями — церемониальный знак любви, но теперь, держа в руках эту замечательную блестящую фляжку, понял, что наконец-то она станет его женщиной.
Потом Ксья нашел нож и уверился, что с его помощью завоюет уважение мужчин племени, а этого он хотел не меньше, чем красивую сестру О’ва. Прошло почти тридцать лет с тех пор, как О’ва последний раз видел Ксья и свою сестру. Они исчезли в сухой пустыне на востоке, изгнанные из клана необычными чувствами — завистью и ненавистью, которые вызвал у других мужчин племени нож.
И вот сейчас О’ва видит в руках женщины такой же нож; она раскрывает им раковины и поедает сладкое мясо и пьет сок.