Горыныч 3.0. Инициация
Шрифт:
— Знаешь, похоже, что ты стала крупней… Или стал… Интересно, ты мальчик, или девочка?.. — Оляна осторожно погладила питомца, довольно чавкающего молоком. Её крольчонок за ночь обзавелся белым пушком и больше не сверкал розовой шкурой, даже ушки как будто стали длиннее.
Быстро сбегав в свою ванную комнату и исполнив утренний моцион, Оляна принялась за вышивку, но перед этим быстрой скороговоркой вознесла благодарность предкам и решительно взялась за белый клубочек. Стоило только вдеть нить в иголку, как вспомнился обряд с коловершами: тонкая пряжа из
Оляна сглотнула, отогнав от себя предположения, и сосредоточилась на стежках, завершая намеченные обрядовые узоры и родовые знаки. Что бы это ни было, чем быстрей она закончит работу, тем скорее освободиться тот, с кем соединён подобный ритуал. Красные нити для обрядовых одежд часто вымачивали в крови, своей или ближайших родственников, красные обереги из-за этого и считались самыми действенными и сильными, но это… это было что-то иное.
Закончить вышивку Оляна успела как раз к раннему зимнему закату и с облегчением выдохнула. Пальцы покалывало от напряжения, глаза утомились, к тому же снова зверски захотелось есть. Во время подобных «вышивальных» обрядов нельзя было принимать пищу и проявлять неуважение.
К вечерней трапезе к Оляне присоединились сёстры, которые тоже весь день вышивали. Коловерша Ожеги, очень смешно переваливаясь, бегал за ней, пищал и как будто посвистывал через утолщавшийся клювик. Гусёнок и есть. Котёнок Озары, как и крольчонок Оляны, тоже не слишком-то подрос, но обзавёлся довольно смешно торчащим светленьким пухом и выглядел серо-полосато-пятнистым комком с лапками и коротким остреньким хвостом.
— Новорождённые котята открывают глаза день на пятый, — сказала сестра, которая сложила своего котёнка в корзинку к крольчонку. — Но мне показалось, что Дымка вот-вот их откроет. Если да, то это значит, что развиваются они быстрей обычных животных.
— Ой, ты его Дымкой назвала? — улыбнулась Оляна. — Очень подходит. А я что-то имя не придумала. Подрастёт, может пойму… А ты, Ожега, назвала?
— Гусь же… как его назвать-то? — буркнула сестра.
— Может, Мартин, как в сказке про шведского мальчика с пальчика, Нильса? — тут же предложила Озара.
— Да ну, какой он Мартин? — фыркнула Ожега. — И имя какое-то… неродное и вообще. Тогда уж Декабряша.
Они посмеялись.
— Мистер Дак? — предложила Оляна.
— Ага, Дональд Дак, это ж про утку, а гусь не утка, он даже по-английски «гусь». К тому же, может, это и вовсе гусыня.
— Да, стоит посмотреть, как различить пол коловерши… — задумчиво согласилась Озара. — Ой, кстати… а… а у вас они… ну… гадили? Просто у меня пока нет, и я, честно говоря, даже половых органов не нашла, ну и… попы. Может, просто они ещё маленькие?
— Ага, или ты не там ищешь, — засмеялась Ожега. — Хотя… вроде птицы сколько жрут, столько и срут… Мой гусёк и правда вроде ничего подозрительного не оставлял. И если коловерши не гадят, то это очень хорошо… Ещё б не ели, и цены бы им не было.
— Надо порыться в библиотеке всё же, —
— Ой, а я просто маленький рожок скармливала и не давала больше, — удивилась Оляна. — Сколько ж ты ей скормила?
— М… Ну, я поставила эксперимент, — немного смутилась сестра. — И Дымка слопала уже примерно пять-шесть литров молока!
— Пять литров?! — хором с Ожегой воскликнули они.
— То-то она у тебя как будто уже несколькодневный… Хм… если подумать, то мне дали такое корытце с чем-то вроде творога и муки, — протянула Ожега, покосившись на своего коловерша. — А утром корытце было словно начисто вымытое. Я ещё подумала, что всё, что гусёныш не съел, выкинули и помыли… То есть это он всё слопал, что ли? — сестра подозрительно посмотрела на весело пищащего коловерша, который деловито забрался в уже общую корзину и умостился рядом с остальными «детёнышами».
— Ну вот, теперь мой будет самым мелким и хилым, — сравнила их Оляна, увидев, что её крольчонок и правда выглядит значительно мельче.
— Завтра у тебя уже день рождения, шестнадцать лет, — сказала Озаре Ожега, сменив тему.
— Да, а потом Инициация и мы узнаем кучу родовых тайн и секретов, которые от нас скрывали, считая маленькими.
— Ещё не рады будем… — пробормотала Оляна даже не зная сама, почему так сказала.
— Почему? Знать, как обстоят дела на самом деле, лучше, чем оставаться в неведении. Невозможно же принять верное решение, не обладая всей полнотой информации, — удивилась Озара.
— А я согласна с Ляной, иногда хочется побыть ещё ребёнком, когда тебя берегут и решают самые сложные вопросы, — поддержала Ожега. — Мне… я могу превратиться в горгону.
— Думаешь?
— Глаза уже который день печёт, — пожала плечами Ожега. — Да и родословная моя и тёти с бабушкой.
Дальнейший разговор не склеился. Все они устали за вышиванием, это само по себе дело сложное, требующее внимательности и усидчивости, так ещё и ритуал. Пусть магии в них немного, но и её шевеления вызывают утомление. Из них троих только Озара была ещё живчиком, собираясь наведаться в библиотеку за книгами, где могли быть упоминания про коловершей. У Оляны мелькнула по этому поводу какая-то мысль, но её отвлекла запищавшая коловерша и она забыла, что хотела спросить у сестры.
* * *
Оляна поглаживала уже совсем пушистого крольчонка, только маленького. Глаза малыш открыл, и они оказались чёрными, как бусинки, а не рубиново-красными, как Оляна несколько опасалась, учитывая их происхождение. Крольчонок выглядел совершенно как обычный зверёк, который был тёплый, мягкий, с невозможно милым подвижным носиком, и очень «тискательный», хотя она старалась не увлекаться, опасаясь навредить.
Оляна почти уснула, когда в её комнату постучалась и зашла мама.