Господь — Пастырь мой
Шрифт:
В наше время крещаемому объясняют, что таинство Крещения очищает от первородного греха, что он получает благодать, без которой спасение невозможно. Но во всем своем величии таинство им воспринято быть не может, так как оно уже давно выделено из Литургии (в состав которой оно должно входить так же, как и таинства Священства и Бракосочетания) и превратилось в частную требу. Новопросвещенный, в лучшем случае, смутно осознает, что он причисляется к народу Божию, становится членом Тела Христова и новым творением. Так как Крещение оторвано от Литургии, то в нем не участвует вся община, вся местная Церковь, поэтому нет и никакого ввода в Церковь как в собрание братьев. И человек после Святого Крещения большей частью живет сам по себе, как придется и как получится. Вся беда наша в том, что всякий приходящий в храм не чувствует,
О. Виктор. В апостольское время в древней Церкви христиане жили по заповеди «всегда все и всегда вместе». Современные христиане забыли эту заповедь и, по словам протопресвитера Николая Афанасьева, как будто желают «отделить себя ото всех и стать отдельно перед Богом, чтобы получить нечто личное». Если мы ныне поймем, что основа церковной жизни — в соборности, то есть в том, чтобы все всегда были вместе, то мы откроем для себя подлинную природу Евхаристии — центра жизни во Христе. Но пока мы единство Церкви нарушаем, выводим себя за ее пределы, наши индивидуальные частные причащения вовсе не говорят о литургическом возрождении.
О. Зинон. Главное условие для совершении Евхаристии — это собрание общины во главе со своим предстоятелем. Всех членов Церкви собирает вместе любовь ко Христу и друг к другу. О Церкви и о соборности много и с большим чувством говорили еще славянофилы, особенно А. Хомяков. Он определяет Церковь не как общество (это слово употребляют все наши катехизисы), а как единую благодать Святого Духа, живущую во многих личностях. Это очень верно. Принцип соборности является отличительной чертой Церкви, и заботиться о его восстановлении обязаны все, хотя это требует много сил, времени, а самое главное — большого самоотвержения.
Частое причащение, если оно будет индивидуальным, то есть каждый будет назначать себе время для причащения, ни к чему не приведет. Литургия — это общее дело. Молитвы Литургии не предусматривают двух категорий находящихся в храме: причащающихся и присутствующих. Евхаристия — это Трапеза, Вечеря, поэтому в ней можно только участвовать. Наблюдать, как обедают другие, по крайней мере, странно. Почему Церковь не оставляет оглашенных наблюдать, как причащаются верные, но многими возгласами повелевает им покинуть храм? Да потому, что служат, приносят благодарение все члены собрания, а это предполагает непременно вкушение Евхаристии. Оглашенные же, не будучи просвещены Св. Крещением, не могут ни участвовать в совершении, ни вкушать Евхаристию. Так что говорить о присутствии за Литургией нельзя, можно говорить только об участии в ней. Многие, услышав эти слова, будут очень удивлены и возмущены. Но это говорит только о том, насколько мы далеки от подлинного восприятия Евхаристии. Канонист XII века Федор Вальсамон замечает, что в его время далеко не все христиане причащались за каждой Литургией, но они покидали храм вместе с оглашенными и кающимися. Даже патриарх, говорит он, когда не служил и не причащался, после чтения Евангелия уходил из храма.
Ни о каком духовном причащении не может быть и речи. Церковь знает только реальное причащение.
Очень важно, чтобы причащение стало делом всей общины, которая именно для этого и собирается. В Литургии участвовали в древности все.
Собственно днем Евхаристии был день Господень, то есть воскресенье и большие праздники. Христиане уносили Святые Дары с собой и причащались ежедневно. Каждодневное служение Литургии — монастырская практика, которая позже распространилась по приходам, и вызвана желанием каждодневного причащения. Поэтому Литургии без причащающихся или заказные Литургии совершенно немыслимы. Представьте себе: частное лицо заказывает общественное служение (что, собственно, и означает слово «Литургия»), за которым никто даже не присутствует! Святитель Василий Великий советует христианам собираться 4 раза в неделю для совершения Евхаристии: в среду, пятницу, субботу и воскресенье. Но, как на идеал, указывает на каждодневное причащение.
Существует правило одного из Вселенских соборов, которого, кстати, никто не отменял: если христианин без уважительной причины не участвовал в двух или трех Евхаристических собраниях (то есть не причащался), он отлучается от Церкви, вернее, он сам себя отлучает от Христа.
Я прекрасно понимаю, что такой меры все достичь вдруг не могут. Но говорить об этом необходимо, стремиться к этому обязаны все.
О. Виктор. Когда преподобного Серафима Саровского спрашивали: «Как часто можно причащаться?» — он отвечал: «Чем чаще, тем лучше».
О. Зинон. В Большом Катехизисе говорится, что ревнующим о спасении следует причащаться четырежды в год или хотя бы однажды в год. Сейчас это звучит странно. Никто этого предписания не выполняет, сама жизнь его отменила. Уже о. Иоанн Кронштадтский учил совсем по–другому.
О. Виктор. Сейчас во многих приходах существует обычай причащаться только один раз в год, на Пасху, и я говорю прихожанам: «Если вас однажды в год покормить, доживете ли вы до следующей Пасхи?»
О. Зинон. Как для жизни тела необходима пища вещественная, так для души необходима пища небесная. Когда мы молимся: «Хлеб наш насущный даждь нам днесь», мы просим Хлеба, сшедшего с небес, потому что обычный хлеб получают и те, которые его не просят, то есть и неверующие, и даже враги Божии. В греческом слово насущный — «эпиусион». Приставка «эпи» означает «над-», «сверх-», то есть в буквальном переводе надсущный, сверхсущный, не обычный хлеб, а Тело Христово. Почему мы и произносим молитву Господню в Литургии перед причащением.
О. Виктор. Хотя бы пришли два–три человека — это уже собрание, и может возникнуть чувство полноты Церкви и ее сущности.
О. Зинон. Схиархимандрит Софроний (Сахаров) вспоминает: когда он жил в пустыне, к нему приходил монах для того, чтобы за Литургией петь на клиросе. Их было двое, но он замечает, что никогда не ощущал никакой ущербности. Та же полнота, что и при наполненном храме.
О. Виктор. Наш дорогой батюшка, отец Серафим из Ракитного, помните, рассказывал нам, как он в молодости однажды пришел в храм, где служил старенький священник и старенький дьячок, и какую он испытал радость от молитвы, от общения с ними.
О. Зинон. Отец Александр Шмеман в своей книге «Евхаристия» говорит, что русские эмигранты, находясь в очень стесненных обстоятельствах, когда храмами для них служили подвалы и гаражи, убедились в невозможности совершать Литургию в ее византийском варианте, со всей внешней торжественностью, со множеством входов и выходов. Зато какое реальное присутствие Христа ощущали они в этих убогих храмах! И этот опыт был для них очень полезен и поучителен.
Сейчас людям, особенно молодым, которые впервые приходят в храм, еще не влились в русло церковной жизни, не научились мыслить ее категориями, многое совершенно чуждо. Надо помнить, что богослужебный чин мы приняли от Византии вместе с верой. Наш чин Литургии содержит много элементов, которые вошли в него из византийского придворного обихода, так как патриарх и император были непременными участниками богослужения. Современному же человеку почти непонятна сама идея монархии, и, разумеется, все обряды, связанные с этой идеей, выглядят как анахронизм, за которым ничего не стоит.