Господа осеннего пути
Шрифт:
—Отпусти девушку, сейчас же, и никогда больше не прикасайся,–на моей воротнике с противным звонок разлетается айш.
—Да отпусти ты меня, заботливый наш. Я…знаю, что облик другой…старше и все…отпусти сказала, апчхи.
—А кто это знаешь?–Из рук не выпускает, испытывая мое терпение.
—Да знаю, знаю, Высший вирг, Советник этого вашего Совета, отпусти говорю, апчхи.
Мальчишка ошеломленно отпускает, и мое чудо влетает мне в объятия.
—Психи,–огрызается.
—Маленькая, а ты когда догадалась, что не помощник Советника, а сам…–и страха нет.
—Да,
—Между нами?–Шипит Тор.
—Не меняет,–игнорирую и еще сильнее обнимаю свое наваждение и чудо.
—Ну и хорошо. А вопросы я потом задам. Много вопросов, честно предупреждаю. А сейчас обнаглею окончательно и бесповоротно. Побудешь со мной, пока я посплю? Очень хочется…а тебя отпускать не хочется. Тебе ведь вещи нужно…и, вообще…
—А меня отпускать и не надо, помнишь, говорил?–Краснеет, помнит.–Вещи сейчас привезут. Ты такая горячая, это нормально?
—Для простуды, нормально. Уже биостимулятор приняла, пройдет,–но пока ее ощутимо потряхивает.
—Хорошо, потом расскажешь, как умудрилась,–поднимаю на руки и несу к кровати.
—Мне бы в душевую, согреться,–шепчет,–только голова кружится. Поможешь?
Я чуть ее не роняю, около двери закашливается Тор. Бесхитростное мое наваждение.
—Конечно, пройдет,–каркает,–я же тебе еще и наш, местный, биостимулятор дал.–Твою мать…
—Маленькая,–ставлю ее на ноги в ванной и прижимаю к себе,–ты мое сердце чувствуешь, слышишь?
—А оно у тебя свое, настоящее?–И устраивает головку ровно над сердцем. И мое, вполне себе настоящее, начинает биться в одном ритме с ее. В бешенном просто. Конечно, голова кружится.
—А ты как думаешь сейчас?–Хриплю, буквально из последних сил удерживая руки строго на плечах. Вся моя хваленая выдержка уже разодрана в мелкую труху.
—Точно настоящее,–трется как котенок,–так искусственное греть не может.
—Лисенок, тогда сейчас я буду замедлять свое сердце и твое тоже чуть успокоится. И будет полегче.
—Почему?–Вопрос прилетает и от Лисы …и от этого…одаренного, который стимулятор для виргов дал человеку.
—Потому как ты моя иринэ, и мы крепко связаны по всем направлениям,–отвечаю Лисе, но смотрю на Тора, который стоит уже в дверях ванной.
—Вы так уверены?–И взгляд у него странный.
—Я уверен, и с Вами потом обстоятельно так поговорю. Многое станет понятно …и Ваши чувства и ощущения тоже. Так уже бывало, правда, очень–очень давно.–Вид у Тора становится совершенно обалдевший. Я все это «переварил» еще вчера. А Лиса не прислушивается, стоит, прижавшись ко мне. И сердечко ее бьется уже чуть–чуть, но помедленнее.
—Легче, лисенок?
—Да, я, наверное, в ванной теперь сама справлюсь…–но прижимается ко мне сильнее.
—Э нет, лисенок, не решай меня этого удовольствия,–даже кончики пальцев покалывает в предвкушении.
—А не слишком…энергично все развивается?–Не вовремя отмирает Тор.
—Медленно все развивается. И свободен,–и
Но выходит только тогда, когда начинаю расстегивать рубашку на моем лисенке. Какая же она все–таки ладная, все как мечталось долгие годы. Спускаю брюки. Тянусь к белью, но меня останавливает тонкая ручка.
—Давай так…
—Малыш, я не знаю как у вас на планете, а у нас ванну, все–таки, принимают без белья. И я уже сильно взрослый мальчик, много женских прелестей видел, и ничего, выжил.
—Прямо очень много?–Демонстративно сама снимает топ. И не отходит, смотрит возмущенно и зло прямо в глаза. Она же ревнует, осеняет. Расплываюсь в глупой улыбке, заставляя ее недоуменно хмурить бровки.
—Прямо очень много. Но ты моя и я твой. И теперь только так. А прошлое остается только в прошлом. Если будет тебя это нужно, отвечу на все вопросы. И ты на мои.
—Я, наверное, глупо себе веду, да?–Переминается с ноги на ногу.
—Ты ведешь себя искренне…и ревнуешь так,-все–таки избавляю ее от последней тряпки и замираю, рассматривая свое сокровище.
—А ты со мной…будешь?–И я опять на «лопатках».
—Буду,–никогда так быстро не отвечал. Как мне теперь это пережить и не слететь с катушек.
Набираю ванну, придерживая лисенка за талию. Ее еще ощутимо шатает, хотя сердце уже и не долбит как сумасшедшее. Все равно ритм рванный.
—Лисенок, что тебя так будоражит?–Шепчу аккуратно опуская в ванну. Сам сажусь сзади. Откидывает головку мне на плечо. Как здесь не поцеловать тонкую беззащитную шейку и не спуститься дальше на плечо.
—Издеваешься? Если что, я каждый день оказываюсь в ванной с Советником виргов. Чего уж здесь волноваться…–ворчит.
—Вот не поверишь, но я тоже не каждый день оказываюсь в ванной с девицами,–не могу оторваться от ее кожи. Пахнет…я как будто все время искал именно этот запах. И теперь, наконец, дорвался.
—Через день?–Язвительно интересуется и даже пробует чуть отодвинуться.
—Маленькая…если захочешь, расскажу всю свою жизнь в мельчайших подробностях, даже интимных. Только зачем, все самое важное происходит со мной сейчас. Я принял тебя сразу и безоговорочно, как награду. Но ты…Не могу понять…Без сомнений, больших, и переживаний, долгих…
—Ты был моей мечтой, моим сном. Я, наверное, и на эту бредовую практику согласилась…в ожидании чуда. Я как–то простудилась на первом курсе, глупо, но сильно. И в один не прекрасный момент почувствовала, что сердце долбит вот как сейчас. И я остановить это не могу, и контролировать тоже не могу. Вообще нечего не могу. И я испугалась. Да чего там, меня накрыла самая настоящая, не контролируемая паника. Нет, не страх смерти, а страх, что я столько всего не успела, не смогла. Где–то не хватило смелости, где–то времени, где–то знаний. И злость…на саму себя, на обстоятельства. Вот, видимо от этой самой злости…сердце пришло в норму. А я дала себе слово успеть…успеть найти тебя, успеть сделать то, о чем мечталось, вообще успеть мечтать, радовать себя и других , прежде всего, наверное, себя. Вот тобой себя и радую. И не хочу раздумий правильно–неправильно. Хочу просто быть.