Господин барон

Дулепа Михаил

— Объясните ему, что кто не работает — тот не ест.

— Будет выполнено. Да, герр Шрайбер жаловался стражнику, что вчера кто-то выл в подземельях.

Ну, это я был. Когда плечом ушибленным да каменную кладку рушить — такие звуки издаешь, самому страшно!

— И ночью тоже кто-то выл, это уже сам Эрдар подтвердил. У него опять… маленькие неприятности с женой, и он ночевал в комнате тюремщиков. Сказал — выло далеко, но жутко.

А это точно не я. Или придется признать, что по ночам я лунатиком хожу по замку.

Мда,

веселый у меня домик.

Стоило повернуться к башне с оставленным кофе, как за спиной кто-то откашлялся.

— Господин фон Гравштайн?

Черный костюм-тройка, безукоризненный галстук, белоснежная сорочка, запонки и блестящие туфли. Не, это не рабочий человек.

— Я Давид Блюмшилд, представитель банка «Блюмшилд и сыновья».

Ну точно, не рабочий.

У ворот мялся какой-то мелкий мужичок, но было ясно, что они не вместе. Тот, что мялся — мелкий, шустрый и принюхивается, словно кот дворовый, а этот — породистый. Вражина.

— Барон Могила фон Гравштайн. По какому делу вы прибыли?

— Видите ли, наш банк уже двести лет занимается кредитованием землевладельцев под залог их собственности. Бароном Элиасом фон Гравштайн сто сорок два года назад заключен договор на предоставление долгосрочной ссуды. С тех пор он многократно переоформлялся, но в данный момент…

Я вздохнул. Уж очень это вступление напоминало пару эпизодов из моей деловой жизни, продолжение я мог предсказать заранее.

— Короче давайте.

— Короче? Как хотите! — Он открыл папку, такую же, как у фон Шнитце, только гораздо… гламурнее, что ли. Вытащив из нее лист состроил деловое выражение лица и зачитал: — В соответствии с подпунктом семнадцатым, девятого параграфа дополнительного приложения к договору об условиях займа, при блокировании счетов барона мы имеем право арестовать имущество, для обеспечения возврата наших денег.

Эгельберт подпрыгнул:

— Это незаконно! Вы не имеете права требовать исполнения…

— Теперь — имею. — Банкир перебил вмешавшегося управляющего и развел руками. — Конечно, закон об ограничении обязательных гарантий при займе, принятый восемьдесят лет назад, не позволял прибегнуть к данному подпункту, но вы отменили и его тоже. Так что я заявляю права на этот замок и земли вокруг. Разумеется, от лица банка.

Он с очевидным удовольствием закрыл свою папку и уставился на меня.

И почему-то увял, когда я ему радостно улыбнулся в ответ.

— Эгельберт, я понял!

— Что вы поняли, господин барон?

— Понял, чего не хватает! Все просто, и давно описано классиками! Вот этот тип, он же еврей?

— По некоторым признакам я мог бы заключить, что…

— Богатый?

— Вероятно, господин барон.

— Тогда почему все еще на свободе? Я вчера читал «Айвенго», там есть точная инструкция, как положено поступать в данном случае.

— Э-э… я хотел дождаться вашего решения, господин барон.

— Хорошо. Оно таково — за

решетку этого!

Блюмшилд, почувствовав, что шутками здесь не пахнет, начал пятиться к воротам. И в этот момент второй стражник их закрыл, заложив засов.

— Я гражданин федерации! Только посмейте, и к вечеру здесь будет вся армия и полиция!

— Газеты читать надо. Никого здесь не будет.

— Мое руководство этого не потерпит! Вы будете иметь серьезные неприятности!

— Стража! — я махнул рукой, подтверждая цель, и повернулся к банкиру. — Благодарю вас, мой дорогой, вы станете жемчужиной экспозиции! Мытарь уже сидит, людоеда поймали утром, теперь будет настоящий еврей-ростовщик! Черт побери, да я на одном вашем показе отобью все затраты на ремонт!

Блюмшилд еще протестовал и махал договором, не понимая, к чему идет дело, а к нему уже со странно просветлевшим лицом направлялся прислушивавшийся Фиск.

Через минуту я наблюдал выполнение знакомого приема — вопящий и негодующий узник хватается за косяк, его уже привычным рывком отдирают и он под скрип закрывающейся двери скрывается из вида.

Мда, непорядок. Надо дверь смазать.

Или оставить, для пущего драматического эффекта?

— Александэр?

— Что, Эгельберт?

— Вы сказали — людоеда?

— Полагаете, тот здоровенный чернокожий не людоед?

— Ну-у, я не уверен, но думаю…

— Правильно, тут никогда нельзя быть уверенным окончательно. Давайте так — пока наш политэмигрант не начнет выполнять всю норму до конца, пайку ему давать половинную. И посмотрим, как он на соседей реагировать станет. Кстати, разместите на сайте баронства вакансию «Тюремщик для еврейского ростовщика». Требования — жестокость, непримиримость, готовность работать в пыточной.

— Какую прикажете установить оплату?

— Сколько у этого гонорар? В час?

— Александэр, мы не можем позволить себе такие расходы!

— Расходы? Это нам будут платить!

— Боюсь, господин барон, вы…

— Просто сделайте.

Старик сморщился, но кивнул и быстро зашагал к своей башне. Во дворе остались лишь я, и еще один тип, все это время пытавшийся слиться со стенкой. Он, похоже, значительно умней предыдущего требователя. Хотя что-то в их физиономиях очень совпадало. Я поманил пальцем и пытавшийся незаметно добраться до закрытых ворот человечек приблизился.

— Ну-с, кто же вы такой, любезный?

— Я-а?

— Вы, вы.

— Хотел предложить вашей милости свои услуги.

— Портной? Скрипач? Математик? Дантист?

Он закрыл глаза и отрицательно помотал головой.

— Нет, ваша милость, я думал, что вам, может быть, понадобится управляющий?

— Уже есть. Фамилия?

— Кац… Кацм'aн… т. — Он обернулся на дверь в подвал и повторил на французский манер: — Кацм'aнт. Из… Исабель.

— Исабель Кацмант. И откуда же вы?

— Гасконец, ваша милость.