Господин Бибабо
Шрифт:
Блестящие глаза его на мгновенье потухли, он переменил положение в кресле, что причинило ему, видимо, сильнейшую боль. Потом его запекшиеся губы снова разжались.
— Вам нужно возвратить популярность любой ценой, — сказал он. — Даже ценой собственной крови, понимаете?
Он продолжал говорить суховато, как всегда, поглядывая изредка с неудовольствием на Бибабо, лицо которого постепенно бледнело, по-мере того, как Ларжан развивал свой план.
Вот, значит, до чего дошло уже дело! Положение правительственной партии стало
Однако взгляд Ларжана выражал приказание. Он покачал головой и сказал с раздражением:
— Ну, чего вы мнетесь? Говорю вам, что это совершенно безопасно. Вы останетесь живы. Зато одним ударом вернете всю свою популярность. Больше того, вы станете мучеником, Бибабо!
Однако бледный Бибабо ответил, с трудом ворочая языком:
— Признаюсь вам, дорогой господин Ларжан, с юных лет я не выношу вида крови. Это слабость, согласен. Но стоит мне обрезать палец, как я тут же падаю в обморок...
— Обморок — это хорошо, — задумчиво отозвался Ларжан. — Это получится естественнее. Подготовьте только какое-нибудь приличное случаю изречение. Публика любит чувствительные реплики под занавес.
— Я все же, дорогой господин Ларжан... — начал, заикаясь, Бибабо.
Ларжан перебил его:
— Решено, Бибабо! Надеюсь, что все будет выполнено со свойственным вам вкусом. Денег можете не жалеть!
И только на обратном пути домой с чувством невыразимого облегчения господин Бибабо вспомнил о своем двойнике.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Последние дни Айт был предоставлен самому себе. Временно господин Бибабо прекратил его выезды на митинги, чтобы дать буре хохота улечься. Сидя в комнате с завешанными зеркалами, Айт мог размышлять на досуге о своем хозяине.
Все в этом человеке теперь претило ему. Скольким людям он обещал счастье? Он делал это так самоуверенно, точно ключи от нового Эльдорадо лежали в заднем кармане его брюк. А когда доходило до дела, он пританцовывал, отбегая на несколько шагов, и говорил умильно: «Еще немножечко придется подождать! Еще кое-что уступить!»
Язык его, казалось, был отполирован на оселке, льстивые фразы так и скользили с него.
И многие люди верили, что в жизни можно чего-нибудь добиться ценой уступок и просьб. Верили, пока их не съедали живьем.
Он, Айт, был в числе обманутых.
Когда-то рисовались в его воображении: ферма у реки, рыбная ловля, еще какой-то вздор. Сейчас он не смог бы наслаждаться этим. Его душа горела и ныла, точно ей надавала пощечин. И даже, если бы вернули Айту молодое лицо, улыбка его попрежнему оставалась бы старой и горькой.
В таком настроении он получил распоряжение готовиться
С особым тщанием разучивал господин Бибабо со своим двойником новую речь. Все сверкало и гремело в ней, точно исполнял ее не один человек, а целый полковой оркестр. А в конце было несколько вычурных фраз о смерти, которые Айт в рассеянности принял за обычную аллегорию.
— Исполняйте сами теперь, — говорил господин Бибабо, когда Айт доходил до этого места. Потом грузно опускался в кресло и закрывал глаза.
— Продолжайте, пожалуйста, — шептал он растроганно. — Мне так ярко представляется вся картина. Очень, очень хорошо.
В тот вечер двойники засиделись за шахматами. Айту везло, он атаковал пешками левый фланг и медленно продвигался вперед. Бибабо задумался над своим ходом.
Часы монотонно тикали на камине.
Оба игрока были так увлечены, что не заметили, как вошел Руфф, сопровождавший Айта во всех его поездках. Он стоял одетый, с плащом через руку.
— Нам пора, — сказал он. — Собирайтесь, Айт!
— Минуточку, — попросил Бибабо, поглощенный игрой. — Еще минуточку. Вот вам, Айт!
И он переставил фигуру.
— Ничего не сделаете, Айт! Снимайте фигуру. Так! Это гамбит. Жертва фигурой за счет качества. Теперь инициатива перешла в мои руки.
Бибабо встал, с сожалением смотря на доску.
— Ну, ничего. Может быть, доиграем, когда вернетесь.
Он собственноручно помог своему двойнику надеть плащ, так как на улице начинал моросить мелкий холодный дождь и, провожая отъезжающих, шепнул Руффу на ухо:
— Главное — помните об эффекте! Пусть тот человек стреляет, куда хочет, но даст ему договорить всю речь.
Сегодня утром стало известно, что правительство продолжает антинародную империалистическую политику, развязывает силы войны. Возмущенная общественность Бискайи потребовала от премьера честного, без виляний, ответа: «Так это или нет?» Премьер продолжал отделываться излюбленными, осточертевшими всем общими фразами. Эта уклончивость изобличала. Волна негодования прокатилась по стране.
Днем рабочие муниципальных предприятий столицы объявили, что если эта политика не будет изменена, они начнут в полночь забастовку. Сейчас Айт ехал к ним, чтобы в тысячный раз уговорить их потерпеть.
Усиленные пикеты полиции на перекрестках, медленно двигающиеся по улицам взад и вперед бронемашины поразили Айта.
— Опасаются рабочих волнений, — пояснил коротко Руфф, смотря Айту в переносицу. — К предместьям стягивают войска. Вы не тревожьтесь. Вы под надежной охраной.
От того тона, каким были сказаны эти успокоительные слова, Айту стало не по себе. Только сейчас он заметил, что его сопровождает целый конвой. Рядом с Руффом на заднем сиденье сидел невзрачный человек в пестром галстуке, не вынимавший правой руки из кармана пиджака. Айт знал, что наемные молодцы Бискайи обычно держат там револьвер.