Господин Чичиков

Веров Ярослав

– Ты ж пьяный, – заметил Кирияджи, забираясь на переднее сиденье.

– А мы что, гаишников боимся? – флегматично осведомился Валентин Павлович. – Ты бы сейчас согласился протрезветь?

Кирияджи помотал головой. Валик ухмыльнулся и рванул с места.

– Убьешь, – заметил Харлампиевич.

– Не ссы, я и сам боюсь.

Ресторан «Явор» располагался сразу за городской чертой, на границе с лесопосадкой, и был удобен тем, что можно было спокойно, в стороне от любопытных глаз посидеть-отдохнуть. С любимым человеком, скажем. Еще ресторан был удобен тем, что при нем имелась

служба развоза по домам перепивших клиентов. Машины же клиентов оставались ждать хозяев на охраняемой парковке. Ресторан был выполнен в дереве: бревенчатые срубы, соломенные навесы на свежем воздухе, фальшивый колодец с «журавлем» и прочая буколика.

Кирияджи и Шкура расположились под навесом: дело шло к вечеру, и жара спадала. Харлампиевич приказал подать бутылку красного голицынского, Валик предпочел водку – столичный «Кристалл». Еще заказали шашлычков и всякой другой закуски. Пока не ушло похмелье, выпивали-закусывали молча. Заказав вторую бутылку голицинского, Харлампиевич решил поговорить:

– Валентин, послушай меня. Вот твои мертвые души… Они, правда, премьерскую подпись могли подделать?

– Не, не могли. Они ее просто делали. Раз – и все. Я специалистам давал, под микроскопом вертели. Рука премьера, и все.

– Как же ты их не боялся?

– Кого? – удивился Шкурченков.

– Их.

– Чего их бояться? Они меня боялись. Слушались хозяйского голоса.

– Так они ж страшные. Могли тебя в зайца превратить. Убить могли.

– Ты мне мозги не суши. У нас в армии в учебке были два таких вот здоровых лба, – Шкурченков показал, каких, – а наш сержант, вот такой шпендрик, – Шкурченков показал, какой это был шпендрик, – строил их как хотел. Они у него и отжимались, и очки драили. Не любил он тех, кто выше его. Что, думаешь, убили они его, в зайца превратили? А, Гриша? Так чего мне было моих подчиненных шугаться? Это я их шугал, чтоб не расслаблялись. Я их так строил… – Шкурченков мечтательно закатил глаза.

– Да уж, – грустно покивал Кирияджи. – А вот мои меня ни в грош не ставили. Представляешь, захожу в камеру, а они в карты режутся и на меня, начальника тюрьмы, ноль внимания. Что хотели, то и вертели… Лапочка, вино сюда неси! Сюда! Давай, Валентин, выпьем. – Харлампиевич хищным движением схватил бутылку и налил себе полный фужер. – Скажи, друг, зачем продал своих Чичикову?

Шкурченков нахмурился, заерзал.

– Околдовал, сука. Обморочил. Гриша, пошли поскачем. Гляди, какие телочки пасутся, – Валик встал и твердым шагом устремился к столику у танцплощадки, где готовые к употреблению пили кока-колу и томно курили две шалавы.

Кирияджи крякнул, отер салфеткой жирные пальцы и поспешил следом.

Подошедший сменить грязные тарелки официант несколько дольше, чем нужно задержался у их столика, но приятели этого не видели – они лихо отплясывали под народный шлягер «Все будет хорошо». Но когда забойная Сердючка сменилась медленным танцем, Шкурченков вместо того, чтобы плотнее познакомиться в движении со своей блондинкой, вдруг сгреб Харлампиевича в охапку и, оттащив в сторонку, лихорадочно зашептал в ухо:

– Гришка, как хочешь

думай, а только после сегодняшнего мы не жильцы.

– А что делать? – тупо спросил Кирияджи.

– Валить на хрен.

– А… А давай прямо сейчас?

– А я тебе чего? У меня домик есть в деревне, на тетку записанный. У нее фамилия не моя. Ни одна падла не найдет. Пересидим, пока все укантуется.

– Девочек с собой возьмем, – предложил Кирияджи.

– Не-ет, девочек с собой брать не будем. Пошли, примем на посошок – и в путь.

– А ты вести сможешь?

– Я пять лет шофером на автобазе пахал. Я куда хочешь довезу.

Никогда бы не подумал Кирияджи, что респектабельный бизнесмен Шкура начинал простым шофером. Но думать об этих удивительных вещах было некогда. Приятели вернулись к столику, споро выпили на посошок и укатили.

– Ты зачем меня заложил? – сказал, зевая, Шкурченков и дал газу, разгоняя машину до предельной скорости.

– Так ведь это… – ничуть не смутился Кирияджи. – Лаврентий все равно сдал бы.

– Ну ты дурак! Ты видел, какой он сидел? Глазами хлопал, пуговицами отсвечивал. Ты что, поверил в это фуфло, что он Чичикова разрабатывал? Да он сам у Чичикова, – Шкурченков снова зевнул, – в деле. Понял, урод?

Кирияджи не ответил – он спал, уронив голову на грудь. Вскоре уснул и Шкурченков. «Ауди» сделала три оборота в воздухе, после того как пытавшийся уйти от столкновения «КамАЗ» зацепил ее своим закрылком. Взлетела как птица, врезалась в придорожный тополь и рухнула на землю грудой металлолома.

Петр Петрович Свисток отдыхал. Сожительница отправилась на выходные к родителям в деревню, завхоз же запасся пивом и собирался провести вечер на диване у телевизора. Но только началась любимая телепередача «Окна», в дверь позвонили долгим и требовательным звонком.

– Кого там принесло? – буркнул Свисток. – Пойдем-ка, посмотрим.

За решеткой обнаружились трое неприятно серьезных людей в штатском. Один из них ткнул корочкой между прутьев решетки и скрипучим голосом произнес:

– ФСБ. От генерала Трубостроева.

Несколько мгновений Петр Петрович колебался. Что-то здесь было не так. Настораживало количество посетителей. Как-то чересчур массово они объявились. Но, будучи человеком законопослушным и лояльным к органам, впустил и пригласил на кухню.

– Вы писали? – сухо осведомился «скрипучий» и сунул Свистку чуть ли не в лицо его донос.

– Я, не отказываюсь.

Скрипучий хмыкнул и достал из папки чистый лист бумаги.

– А теперь вы нам напишете где, когда и чего украли у себя в институте.

– Зачем?

– Затем, что дело государственной важности.

– Не буду я писать такое. – Свисток хоть и был лояльным к органам, но не за свой собственный же счет!

– Будешь, – с ласкающей слух твердостью в голосе пообещал второй. – Захочешь жить – будешь.

– Я не понимаю, – тихо произнес завхоз.

– Вам здесь нечего понимать, – отрезал первый.

В разговор вступил третий. Как бы невзначай положил руку на плечо завхозА и сказал «скрипучему»:

– Да ладно, объясни человеку.