Господин исполнитель
Шрифт:
– Про настроение. Ты что, правда на слушаньях не был? Точняк к моему выходу приехал? – Влад недоверчиво взглянул на приятеля.
– На балконе сидел, – не счёл нужным далее скрывать правду Леонид. – Всё видел, всё слышал. Играл ты хорошо, без меня знаешь. Куда тебя понесло – не понял, – резко затормозил Беленький, избегая наезда на вынырнувшего неизвестно откуда байкера. – Хочешь знать, что думаю по этому поводу? Прими как неизбежное. Скинь и забудь.
Беленький с ветерком объехал чёрный «БМВ» и показал в зеркало язык.
– Вот так-то.
Влад молчал. Легко
Лёнька был любимчик семьи. Он родился, когда его родители надежду на детей потеряли. Мальчишек сближал футбол. Играли они на поле недалеко от дома Влада. Лёнька приезжал редко, потому что болел. Ангина его мучила. Ни мороженое поесть, ни газировки попить. Из-за своих болезней он два года учился в первом классе, а потом догонял друга с домашними учителями.
– Ты чего притих, Кречетов? – машина свернула на объездную дорогу. – Сегодня у нас пятница? То-то не пробьёшься, народ прёт на уик-энд. Ну и чего молчишь?
– Ты мне скажи, Лёнька, что тебя так разнесло? И вправду как Кинг-Конг, я не ошибся… Ты ж худой был всегда и бледный, а тут! Я ж тебя только по голосу и узнал.
– Разнесло так разнесло! – эхом откликнулся Беленький. – Ты уехал, а я загремел в больницу, даже академический пришлось взять. Миокардит свалил. Гланды надо было вовремя вырезать, а предки тянули – полоскания, ингаляции… Дотянули!
– И что это за гадость? – поморщился Влад, разговоры о болезнях всегда наводили на него тоску.
– Миокардит? – переспросил со знанием дела Лёня. – Это воспаление сердечной сумки.
И, заметив удивление друга, усмехнулся:
– Да, вот такой я грамотный стал. Лечили меня, лечили, – и залечили. Хотя лучше, конечно, стало. Можешь представить, консу я с красным дипломом закончил. А это, – Лёня описал головой круг, давая понять, что речь идёт о его фигуре, – а это последствия. Одно лечим, другое – сам знаешь.
– Понятно. Я как раз вспомнил, как ты летом с шарфом на шее гулял, – улыбнулся Кречетов. – А как предки? – перевёл он разговор на другую тему. – Всё так же в типографии?
– Своё дело открыли. Фирму полиграфическую. Этикетки печатают на заказ, – вздохнул Леонид. – Теперь жизнь такая: сам себе режиссёр. Знаешь, в девяностые госпредприятия прихлопнули, специалисты стали никому не нужны, образование вроде как тоже ни к чему!.. Народ в культурном смысле сполз ниже плинтуса, нормальной речи не услышишь. Законы шакальи стали править: кто кого. А кто капиталец сколотил и умотал за границу, оттуда верещит о распроданной России, – Беленький зло
– Понятненько… – задумчиво протянул Кречетов. – А этот… рэнджровер… сам купил или отец отстегнул? – спросил он как бы между прочим.
– Хороший вопрос! Только давай доедем до дому, немножко осталось. Я кое-что тебе расскажу, – пообещал Беленький и повернул на просёлочную дорогу.
Остаток пути Кречетов думал о своём отце, которого видел последний раз перед отъездом в Америку в начале девяностых и больше никогда не увидит. Вспоминал ссоры родителей из-за малых отцовских заработков. А что он мог сделать, математик-теоретик? Страна развалилась и выпихнула на помойку цвет науки. Кто мог – уехал…
Кречетов-старший не мог. Он любил маму Влада, а та привыкла к щедрому покровительству своего отца – генерала КГБ. Сын помнит, как бесился на отца за покладистость и мягкость, как хотел, чтобы он хоть раз стукнул кулаком по столу и остановил закидоны матери, генеральской дочки. Такие жесты были не в его натуре, да и стучать кулаком в квартире тестя было бы для него, интеллигента до мозга костей, чем-то совершенно невозможным. Сменить свою науку на бухгалтерские расчёты в частной лавочке с гвоздями или сигаретами для отца было немыслимо. А мать понесло – её всё не устраивало. Особенно неумение мужа приспосабливаться. При этом свои привычки и повышенные запросы она менять не собиралась.
Собственно, из-за скандалов матери он ушёл из дома. Зачем людей унижать?! Как сейчас перед Владом картинка: приходит он с Катей, девушкой своей, однокурсницей-скрипачкой, домой. Хочет с родителями познакомить. Это как раз в начале второго курса случилось. И что? Мать, не дав отцу даже поздороваться, накинулась на Влада: «Кого ты привёл? Ни звания, ни имени! Тебе карьеру надо делать, а она тебе детей нашлёпает, олух!» Этого Влад не стерпел. Развернулся и ушёл, несмотря на причитания выскочившей из кухни на шум бабушки и на оклик отца: «Сын, постой!» Больше до отъезда в Америку он у себя дома не жил. С отцом, дедом и бабушкой общался в отсутствие мамы. Не хотел её видеть.
Тогда он снял квартиру и зарабатывал на её оплату делами, далёкими от музыки, например фарцовкой. Продавал «левые» джинсы фирмы «Левис». А на рояле вкалывал ночами в консерватории. Хорошо, дежурный был знакомый бабушки. Зато это было счастливое время для них с Катей. Пожалуй, самое счастливое для него. А потом… Потом ему пришлось уехать.
– Ну вот. Приехали. Выгружайся, – пропыхтел Лёнечка, радостно вываливаясь из машины. – Тащи чемодан в свою комнату!
Владислав вылез из прохладного салона машины, вдохнул тёплый вечерний воздух, насыщенный ароматом хвои старых сосен, и очутился в мальчишеском детстве. Они с Лёнькой приезжали сюда прямо после уроков по субботам. Выпрыгнув из дедушкиной кагэбэшной чёрной «Волги», с ходу включались в игру. Благо футбольный мяч всегда ждал на газоне. На их азартные крики сбегались местные пацаны. Влад всегда был нападающим. О сонатах и этюдах вспоминать было некогда…