Господин метелей

Лакомка Ната

— Стефания Тесситоре и в самом деле была в этом замке, — сказал вдруг призрак, наливая в кофейник холодной родниковой воды, чтобы осадить гущу.

Я замерла, вся обратившись в слух.

— Она жила здесь, — продолжал старик. — Прежний граф, отец нынешнего, влюбился в нее, как мальчишка. Отменил все встречи с девицами, бегал за ней, как привязанный. Но она не полюбила его. Он держал ее в замке три месяца, а потом отпустил, щедро наградив. Она жила в той же комнате, что ты сейчас.

— Она была его любовницей?! — воскликнула я в ужасе.

— Нет, — покачал головой Нордевилль. —

Она ему отказала. Возможно, поэтому он ее и полюбил, безумец.

— Но почему — безумец?

— После ее отъезда он как с ума сошел. Никого не хотел видеть, ко всему потерял интерес.

— Ненадолго, — горько сказала я. — Через полгода снова начали приезжать девицы.

Нордевилль пожал плечами и философски заметил:

— Ответь Стефания на его любовь, все было бы иначе.

— Что — иначе?

Но в это время хлопнула входная дверь — это вернулся Близар, и разговор пришлось прекратить. Сияваршан и Аустерия ворвались, принеся запах морозной свежести и ворох коробок, свертков, корзинок.

— Тут на целый город хватит! — вопил Сияваршан, показывая мне то сладости, то бархатные сапожки — в тысячу раз лучше тех, что развалились, пока я добиралась до замка Близара. — Платьев набрали — целую дюжину! Выбери сама, в чем поедешь к отцу, но я бы посоветовал зеленое — тебе очень пойдет! Я его сам выбирал!

Я кивала ему, восторгалась покупками, но все это словно бы происходило не со мной. Настоящая я смотрела на колдуна, который остановился на пороге кухни.

Он оделся во все черное, и только светло-серый меховой плащ оживлял черноту. Лицо Близара было бледным, черты заострились, и белая прядь в черной шевелюре казалась прихваченной инеем.

— Спасибо, — сказала я. — Но это лишнее.

— Это не все, — ответил он спокойно. — Остальное в санях.

— Ты не слушаешь? — обиделся Сияваршан. — А шапка тебе нравится?..

Мы выехали после полудня, но не прошло и двух часов, как домчались до Любека. Сани летели по воздуху так стремительно, что лишь ветер свистел в ушах. На мне были новое зеленое платье — из тонкой шерсти, с узорчатым пояском, и новая шапка — с мехом горностая на опушке и бархатным верхом, и еще новые сапожки, а шуба была белая — та, которую я надевала, отправляясь на королевский праздник.

Сани заполнили сундучки, шкатулки, мешки и корзины, и где-то там лежал футляр с бриллиантовым ожерельем.

Призраки болтали без умолку, радуясь и поездке, и тому впечатлению, что мы произведем в провинциальном городишке, но мы с Близаром ехали молча, и никто из нас не улыбнулся.

Я не знала, о чем думал колдун, но мои мысли были далеки от радостных. Да, я возвращалась домой — в последнее время это стало моей целью. Но не получится ли так, что цель, к которой я стремилась — это не победа, а мое поражение? Для чего я возвращаюсь в Любек? Что меня там ждет? И кто?.. Мне придется жить в доме отца, вместе с мачехой, которая с таким удовольствием начнет сравнивать мою жизнь и жизнь Мелиссы — естественно, в пользу Мелиссы. И мне придется смотреть, как моя сводная сестра ходит под руку с тем, за кого я собиралась замуж. И все знали, что я собиралась за него замуж. А потом Мелисса

забеременеет, а потом я буду смотреть, как растет ребенок мужчины, который когда-то говорил о наших с ним детях.

Даже если Близар на весь город прокричит, что он просил моей руки, а я не согласилась — мне не будет легче.

А что будет легче? Если он предложит выйти за него по-настоящему, и я соглашусь?

Когда вдали показались знакомые крыши Любека, я готова была выпрыгнуть из саней и бежать куда угодно, но только не к дому.

Но сани уже въезжали в ворота, и уже попадались навстречу люди, которых я знала с детства. И хозяин хлебной лавки, и учитель музыки, и белобрысая хохотушка Лилиана, с которой мы вместе ходили в воскресную школу.

Все они провожали наши сани взглядами, некоторые останавливались и глядели вслед, а мальчишки тут же помчались вдогонку, чтобы прокатиться на запятках. Самым смелым тут же запорошило глаза снежной пылью — ведь запятки были заняты, там ехала невидимая Аустерия.

Мне не было нужды говорить, куда ехать — Сияваршан и Велюто безошибочно бежали по городским улицам, и вскоре остановились перед моим домом. Нас не ждали, и никто не вышел встречать, но Близара это не смутило. Он пинком открыл дверцу, выскочил из саней и опустил лесенку, чтобы мне удобнее было выходить. И подал руку, чуть ли не с поклоном.

В соседних домах, по ту сторону стекол, покрытых морозными узорами, заметались тени. И на серебристой поверхности то тут, то там появлялись черные пятна — это любопытные соседи растапливали во льду «глазки», чтобы лучше видеть.

Кутаясь в белоснежную шубу, я вышла из саней, не принимая руки колдуна, и пошла сразу к воротам, даже не позаботившись о сумках, мешках и сундучках.

Первой, кто меня увидела, была кухарка. Она шла из кладовки в кухню и несла миску сухого гороха. Кухарка ахнула, миска полетела вниз, горох со стуком запрыгал по полу.

И словно с меня, как с заколдованной снежной принцессы, было снято проклятье — я расплакалась и бросилась обнимать и кухарку, и Тиля, который выскочил из соседней комнаты. Появилась мачеха — и застыла, уставившись не на меня, а на мою шубу. Я просто поклонилась мачехе, обнимать ее показалось мне слишком уж явным лицемерием, да и она не сделала попытки встретить меня по-родственному.

— Где папа? — спросила я, и Тиль потащил меня в спальню отца.

Я даже не оглянулась, чтобы посмотреть — зайдет ли Близар в дом сразу или дождется приглашения, но судя по тому, что кухарка ахнула во второй раз, колдун не стал топтаться на крыльце.

Отец полусидел в постели, в халате и ночном колпаке, и читал газету. Когда я вошла, папа оторвался от чтения, удивленно посмотрел на меня, явно не узнавая, а потом еле слышно выдохнул:

— Фани!.. — газета упала и соскользнула по одеялу на пол.

— Это Фани, — сказала я, усаживаясь на краешек кровати. — Твоя дочка-путешественница! Пап, почему у тебя такие холодные руки? Я скажу, чтобы принесли вторую жаровню.

— Да погоди ты с жаровней! Дай мне на тебя посмотреть!

Тиль принялся скакать вокруг, как козленок на лужайке, пока папа не отправил его прочь, чтобы не мешал поговорить.