Господин посол
Шрифт:
Когда он высаживал её на 85-й улице, казалось, ему жалко было её отпускать, так понравилось её внимание.
Адрес на 85-й улице оказался адресом квартиры Саймона. Саймон её уже ждал.
– Что-нибудь выпьешь?
– спросил он.
– У меня есть почти все. Только назови.
– Мартини, - попросила она.
Саймон кивнул, подошел к бару и занялся напитками, но сам тем временем не спускал с неё глаз, и смотрел куда дольше, чем позволяла учтивость. Он был настолько показушно независимым, что она сразу заключила, что он изо всех сил пытается держать лицо.
Саймон
– А над тобой неплохо поработали, - похвалил Саймон. Выглядишь как картинка.
Именно потому она сюда пришла: чтобы посмотреть, насколько она теперь напоминает девушку с фотографии в паспорте, где её сняли в каштановом парике и с таким же гримом. Кроме того, нужно было забрать деньги для Фрэнка.
– Даже если ты на фото и похожа, ты достаточно сильно переменилась, чтобы чувствовать себя в безопасности, - заметил Саймон. И, подавив ухмылку, добавил: - А тебе крупно повезло, что ни одна из опубликованных фотографий не позволяет судить о тебе самой.
Сегодня в утренней "Ньюс" напечатали её фотографию, снятую в студии Изи - утрированно вызывающая поза с черными "цензурными" полосками поперек груди и бедер. Но опять же, по такому фото никто не смог бы её опознать.
Саймон налил им обоим мартини и сел лицом к ней в потертое плюшевое кресло..
– Ваше здоровье, - сказал он, не сводя с неё глаз.
– Паспорт у вас?
– спросила она. Ей было неуютно, она немного нервничала.
– Да.
Поставив бокал, он подошел к старинному секретеру у окна и отпер ящик маленьким медным ключиком, который достал из кармана. Принес ей паспорт и стоял над ней, пока она изучала документ.
Как он был сделан, она не имела ни малейшего понятия, но на её взгляд, он был неотличим от того, по которому она ездила в Европу с матерью шесть лет назад. Выдан он был на имя Элизабет Дж. Харрисон, а фотография была её - в каштановом парике, который Фрэнк купил специально для этого.
– Вам нужно отработать эту подпись, - посоветовал Саймон и отхлебнул мартини.
– Так вам придется подписываться постоянно.
– Фотография...
– начала она.
– Да. Я думаю, нужно наложить тени потемнее. Видимо, они были у вас в тот день, когда снимали.
– Я просто тогда очень устала, - созналась она.
– Гм-м... Ну, в любом случае, немного теней под глазами... И волосы стоит подрезать чуть покороче.
Патрисия кивнула.
– Нет, по зрелому размышлению, скорее нет, - передумал Саймон.
– Не нужно превращаться в безупречную копию фотографии. Как вы заметили, паспорт датирован прошлым годом. За это время ваша прическа должна была измениться. Нет, я думаю, с капелькой теней под глазами, чтобы глаза чуть больше походили на снимок, будет в самый раз.
Она
– Кто-то неплохо поработал.
Саймон кивнул с деланной скромностью, словно гордясь своей работой.
– Это дорого стоит, - сказала она.
– Но стоит того.
Саймон наморщил лоб, пошевелил бровями и кивнул в знак согласия.
– Документ вроде этого стоит миллиона долларов. Хотите посмотреть на паспорт Фрэнка?
Она качнула головой.
– Я оставлю его здесь, ладно?
– Именно так мне Фрэнк и говорил.
– Хорошо, - она протянула паспорт.
– И мне нужно взять для Фрэнка деньги.
– Да. Тысяча долларов уже готова.
Он убрал паспорт в ящик секретера и снова запер его с помощью маленького медного ключа. Из другого, незапертого, достал конверт с наличными.
– Нужна расписка?
– спросила она.
Он покачал головой.
– Если Фрэнк вам верит, то и я тоже, - и снова поднял бокал.
Патрисия опустила конверт в сумочку и взяла свой мартини. Ей казалось, что Фрэнк слишком доверяет этому ухоженному и благоухающему прощелыге, и она холодно парировала его оценивающий взгляд.
– Ваши билеты будут у меня, как только Фрэнк назовет дату, - заверил Саймон.
– До Ниццы?
Саймон кивнул.
– Рейс "Панамерикен" до Ниццы, - он вздохнул.
– Хотелось бы и мне это позволить. Мне до чертиков разонравилась эта страна, и хочется куда-нибудь убраться и провести там весь остаток жизни. Вас ждет там более чем удовольствие - на миллион-то долларов!
– На полмиллиона, - рассеянно и машинально поправила его Патрисия.
И вдруг заметила, как лицо Саймона перекосилось от испуга, пока он с видимым усилием не овладел собой, не улыбнулся и с деланной небрежностью не согласился:
– Да, конечно. Полмиллиона.
Она шла по улице, высматривая такси, и вдруг припомнила ту мгновенную панику Саймона. Ей не хотелось верить в то, что это могло значить, но вариантов не было.
Ладно... Надо быть дурой, чтобы этому удивляться, - сказала она себе. А что она сама говорила Джошу только пару дней назад? Что не надо думать, будто только они способны на предательство.
А она-то уже решила было предостеречь Фрэнка о заговоре с целью отнять его полмиллиона! Она до такой степени о нем заботилась, хотя сама ещё не решила ехать с ним на юг Франции. Нет, право, он заслужил свою долю за то, что уже сделал, и мысль о том, что у него все отберут, оскорбляло её чувство справедливости. Но мысль о том, что он заберет все, ничего не оставив на нужды революции, оскорбляла её ещё больше.
Она уже начинала прикидывать, как бы им с Фрэнком сорваться с частью денег, которых бы хватило на жизнь, сколько бы ни пришлось скрываться. А остальное пустить на великие дела. К тому же это бы позволило избежать столкновения Фрэнка с Джошем. Если Фрэнк и Джош готовы были предать друг друга, она была хуже их обоих, потому что каждого заставляла верить, что предаст другого. А на самом деле до сих пор не знала, кого...
Прошлой ночью по телевидению показывали её мать, и та призывала Патрисию вернуться на путь истинный. Она сказала: