Господин следователь
Шрифт:
— А паспорт ваш нужно в полицейское управление принести, чтобы они запись в журнале для новоприбывших сделали, — сообщила хозяйка. — Но это если вы больше трех дней пробудете.
Вот так вот. А вы говорите, что прописку Советская власть придумала? Ага, как же. Даже если ненадолго прибыл, то все равно нужно отмечаться.
— Могу сходить или мужа послать, но лучше, если сами зайдете.
А, значит, муж у хозяйки все-таки есть. Но гостиницей заправляет именно она. Любопытно.
— Вы, господин Чернавский, в баню пока сходите, сполоснитесь. Там сегодня не топлено, но вода
— Ага, — кивнул я, метнувшись в свою комнату за чистым бельем.
Если не вымыться, то хотя бы сполоснуться — и то великое дело. За всю дорогу такой возможности не было. Этак, на мне грибы скоро начнут расти. А коли электричества у нас еще нет, а керосин следует экономить, то и на самом деле — нужно бежать. Хотя баню нынче и не топили, но есть опасность, что сядешь куда-нибудь не туда.
Мать моя женщина! Половина комнаты заставлена сундуками и чемоданами. Это все мой багаж? Ну да, маменька постаралась. Как он и поместился?
Но разбираться буду позже, потом, когда отыщу себе постоянную квартиру. Пока живу в гостинице, смысла нет. Распакую, а кто опять собирать станет?
Белье, вроде бы, в кожаном чемодане? Хорошо, что чемодан поставили сверху, не надо передвигать сундуки. Там же и полотенце. Ага, вот теперь я готов. Нет, а где мои тапочки? Как я пойду в чужую баню босиком?
Вода в котле была чуть тепленькая, а свет заходящего солнца едва-едва пробивался свозь крошечное стекло. Кое-как умудрился и тело ополоснуть, и даже помыть голову.
Вытерся, переоделся в чистое белье и понял, что жить можно. А вернувшись в гостиницу и усевшись за стол, в конце которого уже чавкал мой кучер, окончательно осознал, что жизнь прекрасна.
На ужин хозяйка поставила мне тарелку жареной рыбы и кусок черного хлеба. Простенько, зато много.
Рыба была мне незнакома. О, неужели та самая стерлядь? А если и не та, а просто дальняя родственница той стерляди, воспетой поэтами, то все равно, хороша. Не успел оглянуться, как все умял и принялся пить крепкий чай с куском пирога. Надеюсь, после такого чая не стану страдать бессонницей?
Анастасия Тихоновна, дождавшись, пока я все не доем и не выпью, подсела ко мне.
— Вы, если квартиру будете искать, не задаливайте, — сказала хозяйка. — Скоро в Череповец учащиеся нагрянут, все хорошие квартиры разберут.
— А в Череповце так много учащихся?
— Конечно. У нас ведь и реальное училище имеется и техническое. Мальчишек со всех сторон везут — и из губернии нашей и из Вологды с Тихвином. Жить-то им где-то надо? И девчонок везут в гимназию. У нас многие домовладельцы тем и живут, что жилье сдают. Если надо, я вам хорошую хозяйку найду.
Я немножко другими глазами посмотрел на Анну Тихоновну. Ишь, беспокоится о своем постояльце. А может, у нее какие-то свои выгоды? Но я пока не знаю — понадобится мне здесь квартира или нет.
— Спасибо, — кивнул я.
— Вы, Иван Александрович, по какой части служить станете? — поинтересовалась
Ишь, любопытно ей. Но мое назначение не бог весть какой секрет. Поэтому я ответил:
— По судебной. Завтра себя приведу в порядок, а послезавтра отправлюсь к председателю окружного суда, а тот уже скажет — здесь ли меня оставят, или в другой город пошлют.
— У нас останетесь, — заявила хозяйка, потом пояснила: — У меня брат в канцелярии господина исправника служит. Суд-то у нас окружной, на четыре уезда, но в Устюжне, Белозерске и Кириллове следователи уже есть, а наш с полгода как помер. Руки на себя наложил.
— А чего это он? — спросил я. Про смерть моего предшественника я не знал.
— Как чего? — хмыкнула хозяйка. — Работа у него тяжелая — то убийство, то кража, то еще что-нибудь. Убийства у нас не очень часто — не больше, чем два раза в год, кражи почаще. Но покойный следователь — натура тонкая, очень переживал. Он по вечерам себя водочкой и лечил. Пил сильно, жена от него ушла — с каким-то поручиком снюхалась и сбежала, так ему совсем тошно стало. Пока жена была, хотя бы присмотр был, а так… Вот, взял как-то, да и удавился. Брат мой ругался — мол, мог бы и записочку оставить, попрощаться, да все разъяснить, а тут пришлось из-за него народ опрашивать. Так что, когда вы на службу-то выйдете, сильно не пейте. Жены у вас нет, присмотреть некому.
— Думаете, тоже решу удавиться? — усмехнулся я.
— Ну, почему же сразу удавиться? Бывает, что и топятся или ядом каким травятся. Или, если вам пистолет дадут, так и застрелитесь.
То, что гостиница не вариант для дальнейшего проживания, я убедился этой же ночью. Только улегся спать и заснул, как за стеной, во дворе, раздался шум. Похоже, что в гостиницу приехал очередной постоялец. Сначала ржал один конь, потом второй. Когда замолкли лошади, раздались человеческие голоса. И новоприбывшие разговаривали так, словно вокруг все были глухими или им было плевать на нормы человеческого общежития.
Потом шум разговоры переместились вниз, в общий зал и стало потише. Я задремал было, как дверь в мою комнату распахнулась.
— Эй, кто тут есть? — послышался нахальный мужской голос.
— Ну, я здесь есть, — отозвался я. — И что вы хотели?
В мой нумер без разрешения ввалился молодой парень со свечкой в руке. Поставив свечу на прикроватный столик, заявил:
— Давай-ка парень вставай, да выметайся отсюда.
— С каких это рыжиков? — несказанно удивился я.
— А с таких, что Фрол Фомич привык останавливаться именно в этом нумере. И всякие путешественники, вроде тебя, пусть другие комнаты ищут.
Сказано было таким тоном, словно я, услышав имя некого Фрола Фомича, должен немедленно проникнуться и выскочить вон.
— Ты сам-то кто будешь? — спросил я.
— Я — приказчик Фрола Фомича. Вставай добром, а иначе я тебя выкину.
От такой наглости я слегка опешил. Но потом собрался и достаточно миролюбиво сказал:
— Слышь, убогий. Сделай так, чтобы я тебя долго искал.
— Чаво?
— Я тебе сказал — выйди вон и закрой дверь с той стороны. Что непонятного?
— Да ты чё, супротив Фрола Фомича?!