Господин военлёт
Шрифт:
– Я хотела тебя убить! – говорит мрачно.
Кто б сомневался! Понимающе склоняю голову.
– Тебя учили этому в Тибете?
– В Индии. Снимает усталость ног.
И заводит женщину до исступления. Но об этом лучше молчать. Ольга приподнимает ногу, вторую, словно проверяя утверждение, и нехотя садится. Подаю тапочки.
– Подлиза! – говорит она, но по лицу видно: гроза миновала…
Е.И.В. прибывает на летное поле. В местечке полно жандармов и агентов в штатском. Отряд выстроен у ангаров. К нам катит сияющий лаком автомобиль. Николай выходит из распахнутой адъютантом дверцы. На нем защитная гимнастерка,
– Здорово, летчики-молодцы!
– Здравия желаем, ваше императорское величество!
Хорошо рявкнули! А то! Прапорщик неделю принимал «здравие» за императора.
Царь направляется к специальному возвышению, эдакой сцене с перилами. Чертежик из штаба передали. Досок подходящих не нашлось, разобрали дом в местечке. Казна заплатит.
– Отряд, равняйсь! Смирно! – это Егоров. – Ша-гом марш!
Пошли! Дни стоят сухие, с утра по полю бегали солдаты – поливали из ведер. Пыль прибита и не оскорбит высочайший взгляд. Офицеры – впереди, нижние чины – следом, где-то в последнем ряду – Ольга.
– Пе-сню… За-апевай! – командует Егоров.
Мы летим, ковыляя во мгле, Мы ползем на последнем крыле, Бак пробит, хвост горит, аппарат наш летит На честном слове и на одном крыле.Хорошо поют, стройно. Солдатам песня понравилась и слова легкие. А сейчас с подъемом!
Ну, дела! Война была! Но германца разбомбили мы дотла!Песню сократили до двух куплетов. Для прохождения маршем достаточно.
Мы ушли, ковыляя во мгле, Мы к родной подлетаем земле. Вся команда цела, и машина пришла — На честном слове и на одном крыле.А теперь с молодецким пересвистом, чтоб удаль звенела.
Ну, дела! Война была! Но германца разбомбили мы дотла!– Отряд, стой, раз – два! В две шеренги становись!
Встали. Господа-офицера впереди, нижние чины за ними. Е.И.В. спускается с возвышения, по лицу видно – понравилось. Полковник-летчик, поспешающий следом, инспектор авиации фронта, прямо сияет – не подвели. Царь идет вдоль строя. Он изменился со времени нашей встречи, заметно осунулся и постарел. Дела в государстве хреновые. Газеты сообщают о похождениях Гришки Распутина, намекают на его связь с царицей. В правительстве постоянные перестановки, причем каждый новый министр или премьер хуже прежнего. Про дела на фронте мы и сами знаем. В феврале будущего года революция, в октябре – вторая, в июле восемнадцатого – подвал Ипатьевского дома. Жалко дурака, взвалил ношу не по плечу. Предупредить? И что? Он генералов своих не слушает, а тут прапор с глупым советом… «Желтый дом» прапору гарантирован. Оно-то пусть, только без толку.
«Солдат и офицеров, что возле Нарочи легли, тебе не жалко? – говорю себе. – Из-за него погибли! Действие или
Мне жалко царя. Неплохой, по сути, человек, образованный, начитанный, жену любит. Не тем делом занялся. Выбор у него был, лучше б сразу отрекся. Наверняка Александра Федоровна настояла. Немки лезут Россией порулить. Екатерина I, Екатерина II… Последняя даже муженька придушила, правда, и тот немцем был. Вдова Павла I рвалась царствовать, еле остановили. Вот и эта… Ну что, Александра Федоровна, порулила? Страна на коленях, саму считают немецкой шпионкой, а тут еще Распутин с Вырубовой…
Инспектор авиации представляет летчиков. Полковник в отряде два дня, все проверил, пощупал собственными руками. Подивился строевой песне, но все же одобрил. Вечером мы его угостили, выдали полный репертуар – как я, так и Ольга, полковнику понравилось.
Егорову вручают Святого Владимира с бантом и мечами. Очередные Станислав и Анна у Турлака и Рапоты. Царь уже передо мной. Сказать? Внезапно судорога перехватывает горло. Пытаюсь говорить, но даже сипа не получается. Кто-то не желает, чтоб скиталец мешался не в свои дела. Е.И.В. уже передо мной.
– Прапорщик Красовский! – представляет полковник. – Сбил немецкий аппарат, летал в германский тыл для выполнения специальных заданий и диверсий. Проявил недюжинную храбрость.
– Я вас раньше видел, прапорщик? – спрашивает Николай. – Постойте, вроде в Осовце?
Ну и память у него! Судороги больше нет, урок мы усвоили.
– Так точно, ваше императорское величество! Вы пожаловали мне этот крест и поздравили прапорщиком.
Он кивает и поворачивается. Однако на подносе адъютанта – Георгиевские медали, орденов нет. Николай недоуменно смотрит на полковника.
Все ясно. Покойный Розенфельд прав: родня у князей Бельских влиятельная. Царь задумчиво смотрит на мой кортик с темляком, словно вопрошая: «А сам чего не истребовал? Тут бы не отказали!» Мое право: хочу – истребую, хочу – нет. Может, к пенсии берегу!
– Что ж… Поздравляю вас поручиком, господин Красовский!
Рявкаю благодарственные слова. Царь кивает и отходит. Все, опоздал! Рапота в порыве чувств тычет мне локтем в бок. Ну, да, теперь мы в равных чинах. Истребуем звездочку за Георгия – и мы штабс-капитаны! Зачем мне это? Я здесь ненадолго: только что напомнили…
Николай идет вдоль шеренги, раздает медали солдатам. Останавливается против Ольги.
– Вольноопределяющаяся Розенфельд! – сообщает полковник. – Военфельдшер. Дочь коллежского асессора Розенфельда, убитого германцами. Проявила храбрость: под германскими пулями спасала офицера.
К сожалению, перевязка не помогла – Зенько умер. Это не умаляет подвига.
– Не обижают вас в отряде, сударыня? – улыбается царь.
– Никак нет! – рапортует Ольга. – Люди хорошие. К тому же у меня здесь кузен.
– Кто он?
– Пра… поручик Красовский, ваше императорское величество.
– При таком не обидишь! – смеется царь. Свита подобострастно хихикает. – Похвально, сударыня! Мне пишут женщины, просят зачислить их в армию. Я право сомневался, но ваш пример… – Николай протягивает руку, адъютант вкладывает в нее медаль. Царь прикрепляет ее к гимнастерке Ольги. – Поздравляю вас зауряд-прапорщиком, госпожа Розенфельд!
– Спасибо, ваше величество! – лепечет Ольга. Она растерялась.