Госпожа Бовари. Воспитание чувств
Шрифт:
Фредерик больше не посещал Дамбрёзов. У него не было денег. Потребовались бы бесконечные объяснения; он не знал, на что решиться. Пожалуй, он был и прав. Теперь ни в чем нельзя быть уверенным, в каменноугольной компании — не более, чем в чем-либо другом; надо порвать с этим кругом; Делорье окончательно уговорил его не пускаться в это предприятие. Ненависть делала его добродетельным; к тому же Фредерика он предпочитал видеть небогатым. Так они оставались на равной ноге и в более тесном общении друг с другом.
Поручение м-ль Рокк было исполнено очень неудачно.
Фредерику оставалось самому идти к Арну. Он вошел в магазин, там никого не оказалось. Торговый дом готов был рухнуть, приказчики в своей нерадивости не уступали патрону.
Он прошел вдоль длинных полок, уставленных фаянсовой посудой и занимавших всю середину помещения, а подходя к прилавку, который находился в самой глубине, стал ступать как можно тяжелее, чтобы кто-нибудь услышал его шаги.
Приподнялась портьера, и явилась г-жа Арну.
— Как! Это вы! Вы здесь!
— Да, — пробормотала она, несколько смущенная. — Я искала…
На конторке он заметил ее носовой платок и догадался, что к мужу она зашла, наверно, чем-нибудь обеспокоенная, в надежде выяснить недоразумение.
— Но… вам, может быть, нужно что-нибудь? — спросила она.
— Так, безделицу, сударыня.
— Эти приказчики невыносимы! Вечно они куда-то уходят.
Зачем порицать их? Он, напротив, рад этому стечению обстоятельств.
Она с иронией посмотрела на него:
— Ну, а как же свадьба?
— Какая свадьба?
— Ваша!
— Моя? Да никогда в жизни!
Она жестом выразила свое недоверие.
— А даже если бы и так? Мы ищем прибежища в посредственности, отчаявшись в той красоте, о которой мечтали!
— Однако не все ваши мечты были так… невинны!
— Что вы хотите этим сказать?
— Но если вы ездите на скачки с такими… особами!
Он проклял Капитаншу. На помощь ему пришла память.
— Но ведь когда-то вы сами просили меня встречаться с ней ради Арну!
Она ответила, покачав головой:
— И вы воспользовались случаем, чтобы поразвлечься.
— Боже мой! Не стоит думать об этих глупостях!
— Вы правы, раз вы собираетесь жениться!
И, кусая губы, она подавила вздох.
Тогда он воскликнул:
— Но я же повторяю вам, что это не так! Неужели вы можете поверить, что я, с моими духовными запросами, моими привычками, зароюсь в провинции, чтобы играть в карты, присматривать за рабочими на постройке и разгуливать в деревянных башмаках? И чего ради? Вам сказали, что она богата, ведь так? Ах, деньги для меня ничто! Если я стремился к самому прекрасному, самому пленительному, к раю, принявшему человеческий облик, и если я, наконец, нашел его, нашел этот идеал, если видение его скрывает от меня все остальное…
И, обеими руками охватив ее голову, он стал целовать ее в глаза и повторял:
— Нет, нет, нет! Я никогда не женюсь! Никогда! Никогда!
Она принимала эти ласки, замирая от изумления и восторга.
Хлопнула наружная дверь
— Сударыня, вы здесь?
— Войдите!
Когда счетовод отворил дверь, г-жа Арну стояла, облокотясь на прилавок, и спокойно вертела перо между пальцами.
Фредерик встал.
— Честь имею кланяться, сударыня! Сервиз будет готов, не правда ли? Могу рассчитывать?
Она ничего не ответила. Но молчаливое сознание сообщничества зажгло ее лицо всеми оттенками румянца, какие только знает прелюбодеяние.
На следующий день Фредерик снова пошел к ней; его приняли, и, желая воспользоваться достигнутым, он сразу же, без всяких отступлений, начал оправдываться в том, что было на Марсовом поле. С этой женщиной он оказался совершенно случайно. Допустим, что она красива (на самом деле это не так), — как может она хоть на минуту завладеть его мыслями, если он любит другую?
— Вы же это знаете, я вам говорил.
Госпожа Арну опустила голову.
— Очень жаль, что говорили.
— Почему?
— Простое чувство приличия требует теперь, чтобы я больше с вами не встречалась!
Он стал уверять ее, что любовь его чиста, прошлое служит порукой за будущее; он дал себе слово не тревожить ее жизнь, не волновать своими жалобами.
— Но вчера мое сердце не выдержало.
— Мы больше не должны вспоминать об этой минуте, друг мой!
Однако что же тут дурного, если общая печаль сольет воедино два бедных существа?
— Ведь вы тоже несчастливы! О! Я знаю. У вас нет никого, кто утолял бы вашу потребность в любви, в преданности. Я буду делать все, что вы хотите! Я вас не оскорблю… клянусь вам!
И он упал на колени, невольно склоняясь под бременем чувства, слишком для него тяжелым.
— Встаньте! — сказала она. — Я приказываю!
И она властно объявила ему, что он никогда больше не увидит ее, если не повинуется сейчас же.
— Ах, меня не пугают ваши угрозы! — ответил Фредерик, — Что мне делать в этом мире? У других все помыслы направлены на добывание денег, славы, власти! У меня нет положения в свете, вы — мое единственное занятие, все мое богатство, цель, средоточие моей жизни, моих мыслей. Без вас я не могу жить, как без воздуха! Разве вы не чувствуете, как моя душа рвется к вашей душе, не чувствуете, что они должны слиться и что я умираю?
Госпожа Арну задрожала всем телом.
— О, уйдите! Прошу вас!
Растерянность, написанная на ее лице, остановила его. Он сделал шаг к ней. Но она отступила, сложив руки.
— Оставьте меня! Ради бога! Сжальтесь!
И такой сильной была в нем любовь, что он ушел.
Вскоре же он рассердился на себя, обозвал себя дураком, через сутки снова отправился к ней.
Госпожи Арну не было дома. Он стоял на площадке лестницы, ошеломленный бешенством, возмущением. Показался Арну и сообщил, что жена утром уехала в Отейль — пожить в загородном домике, который они там снимают с тех пор, как была продана их дача в Сен-Клу.