Госпожа Клио. Восход

Дубянский Сергей

– Пузырь есть, заходи.

– «Пузыря» нет.

– Все равно заходи. Сгонять недолго, – хозяин пропустил гостя вперед и запер дверь.

Сняв пальто, Виталий глянул на грязный пол и решил не разуваться, тем более, хозяин не настаивал. Оба прошли на кухню и остановились.

– И чего? – ожидая ответа, хозяин сделал очередной глоток.

Виталий в это время разглядывал закопченные углы, украшенные кружевами паутины, грязную сковородку на столе, два стакана, две вилки, поллитровую банку, наполненную окурками, из которой распространялся неприятный кислый дух.

– Чего надо, говорю? – повторил хозяин.

– Вы, Виктор?

– Ну, Виктор и что?

– По вашим стихам я представлял вас несколько

другим.

– По моим стихам?.. – хозяин поставил бутылку и, скорее, не сел, а упал всей массой на табуретку, – ты кто? Я тебя не помню.

– Да ты меня и не знаешь, – Виталий решил, что обращение должно быть единообразным.

Хозяин закурил, уставившись на фотографию из журнала, приклеенную к стене. С картинки улыбалась рыжая длинноногая девица, обнимавшая мохнатую и такую же рыжую собаку. Глаза Виктора немного просветлели, уголки губ задвигались, словно проговаривая предстоящий монолог; при этом усы топорщились, делая его похожим на Бармалея из мультфильма. Виталий подумал, что в его сознании происходит «опознание темы», хотя перейти к ней оказалось, видимо, не просто.

– А почему пузырь не принес? – он повернулся к Виталию, – какие ж без этого стихи? – поднявшись, он достал из вазочки, стоявшей на полке, сто рублей, – давненько мы о стихах не говорили… на, вот, сходи, сделай одолжение.

– Схожу, – Виталий знал, что с подобной публикой без стакана трудно вести разговор, – только деньги у меня есть.

– Тем лучше, – Виктор спрятал сотку обратно в вазочку.

Магазин оказался в соседнем доме, и весь поход занял не больше десяти минут, однако за это время на кухонном столе появилась папка с тесемками, из которой небрежно торчали помятые листки. Скорее всего, Виктор врал, что давно не возвращался к стихам, иначе не смог бы так быстро отыскать свое «литературное наследие». Виталий поставил на стол водку, выложил полпалки колбасы и буханку хлеба.

– Это молодец, догадался, – похвалил Виктор, – бери стакан.

– Я за рулем.

– Дело добровольное, – он наполнил свой стакан до половины, – за тех, кто еще читает стихи.

Пил он жадно, большими глотками и не морщась. Отломил хрустящую корку и смачно вдохнул аппетитный хлебный запах; закурил.

– Значит, стихи… – повторил он, открывая папку, – ну, вот, например… Погода дрянь. Скатился вечер тусклый./ Где ж тут «очарование очей?..»/ Лишь фонарей рассыпанные бусы/ Качаются иллюзией свечей./ На небе краны, видно, все открыты —/ По стеклам капли пулями в броню/ И грязью перемазанные «стриты»/ Вливаются в кривые «авеню»./ Я знаю тщетность всех своих попыток/ Заснуть, ведь если лампу потушить,/ То станет спальня камерою пыток —/ Камерою пыток для души./ Стена – глаза и потолок – глаза./ Как сгусток первой радости и страха…/ Забыть нельзя и потерять нельзя./ Уж лучше самому бежать на плаху…/ Единство душ растает в свете утра,/ Но есть «сейчас», где струи бьют в упор —/ Таков порядок. Глупо это? Мудро?/ И, может, менее мучителен топор?..

– А кто сказал, что порядок, именно, таков?

– А?.. Не понял, – Виктор поднял взгляд, видимо, блуждавший среди каких-то своих воспоминаний и одному ему понятных образов, – ты о чем?

– Ты сказал, порядок таков, что единство растает утром.

– А-а… Ну, брат, нельзя все воспринимать так буквально.

– Почему? У тебя есть еще, кажется, такое: «И слиться нам в единстве не дано в условьях нами созданной системы». Помнишь?

– Помню. Я сейчас найду, – он зашуршал листами, но Виталий остановил его.

– Лучше просто объясни. Мне надо достичь этого слияния.

Виктор сунул в рот новую сигарету; немного подумал и снова налил (похоже, без соответствующей смазки его извилины ворочались плохо).

– Знаешь, – выпив, отвернулся к окну, – в мире все одновременно, и просто, и сложно – в зависимости оттого,

что хочешь увидеть. Все это, – он похлопал по папке, – посвящено одной девушке – у нее шикарные русые волосы и восторженные голубые глазищи!.. Я называл ее Музой. Но тогда я хотел видеть сложный мир, состоящий из полутонов, балансирующий на грани возможностей и желаний. Он казался мне удивительно красивым и единственно достойным существования. Это все сделано для нее или, я бы даже сказал, из нее. Я пытался найти высокое единение и мне казалось, что она понимает меня… А потом она исчезла. Просто больше не пришла, и все. Хотя я видел ее еще несколько раз, но она всегда проходила мимо. Тогда я и пришел к выводу, что мир намного проще, чем я пытался его вообразить – и стихи перестали писаться. Хотя мне до сих пор хочется, но без нее, без моей Музы, ничего не получается… – он вздохнул. С сожалением поглядел на остатки водки и решил еще немного растянуть процесс, – а единение?.. В этом новом миропонимании его достичь очень просто… до обидного просто… Вы сольетесь в единый организм…

– Как? – перебил Виталий, совершенно не стремившийся усложнять мир более, чем он есть на самом деле.

– Как? – Виктор усмехнулся, – да трахнуть ее надо!.. Когда твой член находится в ее влагалище, когда твои сперматозоиды перемещаются к ее яйцеклеткам, вы и становитесь единым организмом, а все остальное, бред сивой кобылы, понял? Ты, похоже, старше меня, а до сих пор не уяснил таких элементарных вещей… или ты что, тоже поэт? В твоем возрасте это противоестественно.

…Как я не додумался?!.. – Виталий стукнул себя по лбу, – я-то искал мистические ходы, а дело в физиологии!.. Все ж логично – как еще создать единый организм! Наверное, я слишком погряз в магии, а, оказывается, она не может заменить жизнь…

– У меня такое впечатление, что стихов тебе уже не надо, – Виктор вылил остатки водки.

– Правильное впечатление, – Виталий кивнул.

– Ну, – Виктор развел руками, – тогда спасибо, что похмелил. Кстати, если встретишь Музу, передавай привет; скажи, что я помню ее, но она мне уже не интересна – время ушло.

– Где ж я ее встречу?

– Мало ли?.. Вообще-то древние греки считали, что их девять, этих Муз, так что ты можешь встретить какую-нибудь другую… – залпом выпив, он занюхал рукавом, – но все они одинаковые – придут, натворят бед, а потом сбегают к другому… потому что – шлюхи!.. Моя, по крайней мере… Ее надо было трахать, и больше ничего!.. Еще за водкой пойдешь?

– Нет, – Виталий направился к двери, оставив Виктора, сидящим на кухне, сосать очередную сигарету. Картина мироздания упростилась до неприличия – и сугробы, и тишина и серое небо, встретившие его на улице, оказывается, отражали подлинные краски существующей реальности.

Бесцельно носить в себе обретенное знание Виталий не умел – им надо пользоваться сразу, иначе оно теряет свежесть открытия. Конечно, стоило б позвонить Даше, но что ей сказать? Что все нормально, и он снова отправляется в Египет? Зачем волновать ее лишний раз, если до вечера он успеет вернуться?..

Хотя, возможно, дело было не только в этом. В очередной раз представив Кристину в том, «египетском» варианте, Виталий с разочарованием обнаружил, скольких прелестей лишена его жизнь. Все чудеса, которые он творил – мелочи, рутина, в сравнении с красивой девушкой, которой можно обладать. А сколько их, таких девушек! …Действительно, поэты, если не великие люди, то, по крайней мере, достаточно прозорливые, – подумал он, – и неважно, удастся ли сегодня же вернуть Кристину – мы будем повторять процесс еще и еще, пока не получится так, как надо! В конце концов, это очень приятный научный эксперимент!..