Госпожа моего сердца
Шрифт:
— Нам некуда идти. Нам остается только снова отправиться в дикую местность. — Она помолчала. Ее тело дрожало от более сильных, чем ветер, эмоций. Но ее глаза улыбались, когда она продолжила:
— Так скажи мне, Рук, какое иное достойное занятие мы могли бы себе придумать, чтобы завтра отправиться в глушь, как не для того, чтобы подбить парочку драконов?
Глава 9
Кара дрожала всем телом. Не из-за холода, хотя воздух в этой заброшенной кузнице был достаточно свежим. Она дрожала потому, что на ней была надета
Она заплакала, жалея себя и Елену. Свою маленькую Елену, то шаловливую, то тихую и задумчивую. Елену, уши которой были слишком большими, а подбородок — слишком острым. И, все равно, такую красивую. Кара так любила ее, а Елена была обречена, как сказала принцесса. Потому что Каре не удалось выполнить ее задание. Правда, Аллегрето сказал ей, что принцесса Умерла от чумы. Понравится ли это Риате?
Нет. Этого будет недостаточно. Им никогда не будет достаточно. Она теперь понимала, что имела в виду ее госпожа. Держа в своих руках Елену, и зная, как она любит свою сестру, они теперь все время будут заставлять ее выполнять их задания.
— Прекрати же свои рыдания, — резко сказал Аллегрето. Он снова взглянул на нее и встал с железного бруска наковальни, на котором восседал. Даже в своем теперешнем рванье снятом с бандита, он сохранил презрительную горделивость осанки и грациозность падшего ангела. Его ноги были измазаны болотной грязью до самых колен.
— Я стараюсь, — она постаралась прикусить свой кулачок, чтобы прекратить плач, но тут же всхлипнула.
— Глупая сучка Монтеверде, — зло сказал он.
— Извини! — заплакала она с новой силой. — Мне не хочется быть Монтеверде! Мне не хочется больше плакать! И я не понимаю, зачем ты побеспокоился спасать кого-то еще, кроме себя, от этих ужасных скотов!
Он угрюмо рассматривал ее. Затем прикрыл глаза и отвернулся.
— Ты отдохнула? Я хочу идти дальше.
Ее мучил голод, ноги болели и плохо слушались. Она до крови стерла их в обуви той мертвой женщины.
— Тогда иди. Не обращай на меня внимания. Он наклонился к ней и слегка приподнял ее подбородок.
— Что, еще одна кривляющаяся, рыдающая девица Монтеверде? Мой Бог, интересно, как это твой отец нашел силы в себе, чтобы зачать тебя с твоей матерью. А, наверное, он этого не делал. Они позвали кого-то из Навона…
Кара резко отстранилась от его руки и с трудом встала — Не дотрагивайся до меня. И на твоем месте я бы поменьше говорила о силе Навона.
В темном полумраке кузницы его зубы сверкнули в зверином оскале.
— Осторожнее, Монтеверде. Или же я покажу тебе, насколько я силен и здоров. Хочешь получить ребенка от Навона?
— Пустые угрозы.
— Показать? — и он сделал движение, собираясь воплотить свои
Кара не могла оправиться от потрясения.
— Лгун! Проклятый Навона, да твой отец никогда бы не позволил тебе быть рядом с моей госпожой, если бы у тебя было все в порядке. Ты же спал с ней в одной постели!
На его лице появилось жестокое выражение.
— У моего отца достаточно благоразумия, чтобы доверять мне. — Он пожал плечами и опустил руку. — А принцесса Меланта совсем мне не нравилась. Она же стара. Глупая, мы только притворялись, что любим друг друга, и она, и я. Чтобы уберечься от Риаты и глупых гусей Монтеверде, которые пожелали бы к ней лезть.
— Я не верю.
— Я желаю совсем не ее, — он посмотрел на Кару сверху вниз, хотя и был немногим выше ее. Его лицо было совсем гладким и нежным, но на нем уже проступали признаки зрелости. — Как ты думаешь, сколько мне лет?
Она пожала плечами.
— Не знаю и не стремлюсь узнать. Достаточно, чтобы уметь творить любое зло!
— Шестнадцать на день Святой Агаты.
— Не может быть, — она думала, что ему уже за двадцать. Но теперь, когда она новыми глазами всмотрелась в него, Кара вдруг словно прозрела. Она увидела перед собой молодого юношу, который был на год младше ее самой, но очень возмужалым для своего возраста. А сейчас он начинал оформляться в мужчину.
— Не верю тебе, — снова произнесла она, но в ее голосе прозвучало сомнение.
Он хохотнул.
— Веришь ты или нет — не имеет значения. Через год-другой, если ты еще будешь жить, гусыня Монтеверде, в чем я лично сомневаюсь, ты сможешь убедиться в этом сама. Видно мне придется отрастить бороду до колен, чтобы доказать, что я мужчина. Ведь у евнухов никогда не бывает бороды.
— Борода тебе не пойдет, павлин Навоны! Да и неужто ты захочешь упрятать под ней всю свою красоту?
Он внимательно смотрел на нее своими темными глазами, затем улыбнулся с какой-то затаенной и странной для него грустью.
— Может быть и не стану отращивать. Пошли, слабосильная Монтеверде. Я вижу, твои ноги уже зажили. Быть может, если захочу, я достану для тебя еды, — он усмехнулся. — Даже если для этого придется убить еще одного бродягу вместе с его девицей.
Меланта спала так крепко, примостившись у груды свертков их вещей, как еще никогда не спала в шелках и на пуховых перинах. Она, правда, проснулась один раз, в полусне увидела, как ее рыцарь поправлял импровизированную подушку из мхов, и снова легла, ощутив под головой теперь что-то мягкое. Она услышала по-звякивание его доспехов, подумала про себя:
«Рук». Ей стало тепло и покойно от мысли о нем, и она снова погрузилась в нежный туман забвения. Она еще сказала: «Гранд мерси». Но он не услышал, или не пожелал отвечать. Ей снился сон, что кто-то большой и сильный сидел рядом с ней, и что она спокойно спала под его защитой.
Она проснулась легко, без обычных неприятных ощущений. Первое, что попалось ей на глаза, был Гринголет. Затем она увидела своего рыцаря, который был по пояс раздет и плескал воду себе в лицо. Сейчас он стоял к ней спиной и дрожал в холодной воде, совсем как большой мокрый пес.