Госпожа Печалей

Вернер К. Л.

— Запретный шрифт жрецов Нагаша, — пояснил остальным Махьяр и сурово взглянул на Кветку. — Изучать эту письменность — ересь для всех, кроме жрецов смерти. Как ты распознала ее?

Кветка потупилась.

— Маяк, — созналась она. — Там были книги, книги из старого Бельвегрода, написанные на морданте. Чтобы перевести их, нужно было знать язык.

— Я еще поговорю с Ивором, когда мы вернемся, — поклялся Махьяр. — Он же разумный человек и должен понимать, как это рискованно!

— Неважно, — заявил Венцеслав. — В Двойных городах — возможно, и было важно,

но только не здесь. — Он повернулся к Кветке. — Ты опознала шрифт — а прочитать можешь? Тут сказано, как попасть внутрь?

— Да, — ответила Кветка. — Только смысл текста сам по себе — загадка. Тут написано, что входящий в башню должен вручить свою веру своему богу.

Объяснение вызвало оживленную дискуссию. Только Махьяр молчал. Молчал и смотрел на ухмыляющийся череп. Череп со слегка разведенными челюстями. Между зубов оставалось пространство — не слишком широкое, но все-таки. Жрецу казалось, что он разгадал загадку, только вот ответ был не слишком приятным.

— Думаю, после спасения из Моря Слез все мы верим в Зигмара, — сказал Венцеслав, выслушав остальных. — Нет, дело наверняка не в одной только вере. Должен быть какой-то механизм или пусковое устройство.

— Ты упомянул не того бога, — заговорил Махьяр. — Когда ставили эту дверь и высекали надпись, кто это делал? Так вот, «бог входящего» — это не наш бог Зигмар, а бог тех, кто ставил дверь. — Он кивнул на коронованный череп. — Черный Нагаш, вот какой бог имелся в виду. Бог, которому надо вручить веру. — Он сглотнул, сделал глубокий вдох, вытянул левую руку и шагнул к обсидиановому черепу.

Кветка дернулась, чтобы остановить его.

— Не делай этого, — взмолилась она, глядя на поблескивающие черные зубы барельефа. — Вулканическое стекло. Ему что плоть, что масло — все едино. Разрежет вмиг. Подумай, что за люди могли призывать Нагаша таким образом. Какими они должны были быть… порочными!

— Я знаю лишь то, что в моей вере усомнились. — Махьяр мягко отодвинул ее в сторону. — Те, кто ставил эту дверь, думали посмеяться надо мной. Что ж, я покажу их вероломным духам, что во мне нет страха. Что моя вера в Зигмара сильнее их зла.

Не колеблясь, Махьяр сунул руку в приоткрытый рот черепа. И уставился в пустые глазницы, ожидая, что острые зубы сейчас сомкнутся. И когда проем содрогнулся, он думал, что механизм, приведенный им в действие, вот-вот отрубит ему кисть. Но ничего не случилось — только Нагаш по-прежнему ухмылялся, потешаясь над облегченным выдохом Махьяра, насмехаясь над тем, что было не столько верой, сколько смирением.

— Открывается! — воскликнул Ратимир, когда Махьяр отпрянул от черепа. Мраморная плита ушла внутрь цитадели — под воздействием какой-то невидимой никому силы. Проход открылся. Мрак башни манил гостей.

— Делайте факелы, — приказал Венцеслав. — Побыстрее. Мы не знаем, долго ли портал останется открытым.

— Теперь, когда мы знаем секрет, мы всегда можем открыть его снова, — заметил Ратимир.

— Его открыла вера Махьяра, — возразила Сорайя. — Это не значит, что кто-то из нас сумеет сделать то же самое.

— Легкомысленно

испытывать веру — большая глупость. — Махьяр сжимал и разжимал кулак, шевелил пальцами, удивляясь, что они по-прежнему на своих местах. — Возможно, если бы мне пришлось пройти проверку снова, меня бы сочли негодным. — Он постарался изгнать из голоса даже намек на сомнение, но, судя по взгляду Кветки, ему это не удалось.

— В темноте я вижу лучше, — сказал Зорграш. Не дожидаясь факелов, только по кивку Венцеслава, он нырнул в проем. Мигом позже внутри раздался его голос: — Тут пусто. Только лестница, ведущая наверх, к двери.

— Еще одна дверь, — пробормотал Махьяр и опять сжал кулак, унимая дрожь. Взгляд его снова прикипел к коронованному черепу.

Ухмылка Нагаша определенно была издевательской.

Внутри цитадель выглядела еще более жутко, чем снаружи. Да, это действительно был выдолбленный ствол колоссального дерева, окаменевший давным-давно, возможно, еще до того, как Госпожа Печалей утопила Бельвегрод. Искусственными казались только дверь и лестница — гигантская каменная спираль, протянувшаяся к еще одному порталу из пронизанного золотыми прожилками мрамора. Если не считать этой лестницы, помещение было пустым. Свод потолка, расположенный футах в двадцати над головами, тоже походил на слой древней, окаменевшей древесины.

— Ну, Оракула под Вуалью тут внизу точно нет. — Венцеслав поднял факел повыше. — Похоже, нам остается только подняться.

Отряд двинулся к лестнице: Махьяр — впереди, Зорграш — замыкающим. Сорайя и Омид остались с Гаевиком. Кветка покачала головой, подумав о лежащем на носилках чародее — лишенной разума оболочке человека. Если дела пойдут плохо, Сорайя и Омид не смогут взять его с собой. Да, трудно будет вернуться в Двойные города без него. Остается утешаться тем, что они позаботятся о том, чтобы заклинатель не страдал, когда придет конец.

— Еще резьба, — окликнул Махьяр Кветку, и она, протиснувшись мимо Венцеслава и Ратимира, принялась изучать дверь. Перед ней вновь были запретные письмена морданта.

— Это что-то вроде стихов, — сказала она остальным. — Тут говорится: «Я отверг любую веру, я почтенье предавал, кулаком грозил я небу, на святое я плевал. Кто я?»

Прочитав надпись, Кветка отпрыгнула — поскольку, едва она закончила перевод, на мраморной двери проступил мерцающий призрачным светом силуэт ладони, мгновенно высосавший из воздуха все тепло. Кветку пробрал озноб.

— Очередная загадка. — Венцеслав кивнул на дверь. — Ожидается, что кто-то из нас приложит руку?

— Но кто? — спросила Кветка. И тут же ей показалось, что в глазах Махьяра мелькнула тревога. Ученая удивленно посмотрела на жреца: — Ты?

Махьяр покачал головой, но она заметила, что на лбу его выступил пот.

— Что произойдет, если двери коснется не тот человек? — поинтересовался Зорграш.

— Полагаю, лучше не выяснять, — не отрывая взгляда от Махьяра, сказала Кветка.

Что-то тут было не так. Таким встревоженным она его еще не видела.