Госпожа победа
Шрифт:
Полковник не мог смотреть ему в глаза.
— Да, черт возьми, это приказ.
— Слушаюсь, сэр… — одними губами сказал капитан.
Отодвинув кресло, он встал. Потом склонил голову.
— Мои соболезнования по поводу смерти вашего сына, сэр.
Кронин вздрогнул и развернулся вместе с креслом спиной к двери.
У полковника Волынского-Басманова, настоявшего на медикаментозном допросе, были неважные познания в области медицины и фармацевтики. Медикаментозный допрос — устаревшая методика.
В общем, было большой глупостью настаивать на том, чтобы капитан Верещагин после допроса снова был доставлен в кабинет главкома. Но Басманов настаивал, а значит — брал на себя всю ответственность за возможные последствия…
— Как вы себя чувствуете? — спросил Флэннеган.
Верещагин не ответил. Это означало, что эта отрава, антагонист пентотала, начала действовать. Болела голова — какой-то новой, очень тонкой болью, словно кто-то выбрал одно-единственное нервное волоконце, где-то за правым глазом, и методично его терзал.
— Расстегните ремни, — сказал он. Голос противно дрожал. — Расстегните эти долбаные ремни!
Во время допроса он просил об этом раз пятнадцать. Наркотик уничтожил то, что осталось от гордости и самообладания, срыл последнюю границу между человеком и безвольным стонущим животным.
Как они могли? Как Старик мог?
— Это соображения безопасности, — треск «липучки», одна рука свободна. Еще одно движение — свободна голова.
Он освободил ноги. Сорвал приклеенный пластырем стетоскоп, выдернул иглу, отшвырнул в сторону. Медик посмотрел на него с укоризной: мол, я тут при чем?
Да ни при чем ты, парень, ни при чем. Все вы, что бы ни делали, всегда ни при чем.
Флэннеган подал ему рубашку.
— Идти сможете?
— А если не смогу? Понесете?
— Главком приказал вас доставить. Надо будет — понесу.
— Еще одну дозу бензедрина.
— У вас будет очень болеть голова.
— С каких пор вас волнует, что у меня болит? Дайте еще один порошок.
— Инъекция подействует быстрее, — сказал осваговец.
— Хорошо, пусть будет инъекция…
Через три минуты он встал, его тут же понесло на стену. Опираясь лбом и ладонями, он перевел дыхание. Бензедрин, адреналин, кофеин… Горящая пакля в уши загнанной лошади. В сознании, как змея на дне колодца, шевелилось жестокое любопытство: а сколько еще выдержит это тело? Когда оно наконец свалится?
— Вы сможете идти? — терпеливо повторил Флэннеган.
— Не очень прямо и не очень быстро.
— Давайте еще немного подождем. Поговорим.
— О чем, Флэннеган?
— Зовите меня просто Билл. Как вы
— Мне все равно.
— Он собирается выдать вас СССР. Если он сейчас одержит верх, вам конец.
— Мне все равно.
— Неужели? Вам так охота повторить путь Пауэрса? Только вряд ли вас обменяют, Арт. Таким, как вы, в Союзе прописывают девять граммов свинца.
— А в Крыму — два куба пентотала.
Флэннеган покачал головой, открыл дверь, оглянулся…
— Следуйте за мной.
Первым, закончив читать протокол, нарушил молчание главком:
— Пожалуй, мне стоит сложить с себя полномочия… Я не знаю… Честное слово, не знаю, как работать с ненормальными…
— Полковник! — крикнул Старик.
Верещагин скверно улыбнулся.
— У меня те же проблемы, господин главнокомандующий. Те же самые.
«Все, понеслась душа в рай», — подумал Воронов. Басманов не знал, на что напрашивается… Может, Верещагин и понимал, что такое субординация. Тот дикий коктейль, который вогнали ему в вену, не понимал.
— Не время для изящных пикировок, капитан. — Клембовский скомкал свою копию протокола и швырнул ее под стол. — Мы имеем… то, что мы имеем. Никаких дальних планов разведслужб. Никаких перспектив. Затяжная война с Советским Союзом, развязанная по прихоти каких-то…
Волынский-Басманов оттолкнулся от стола и на своем кресле отъехал чуть в сторону.
— Я одного не понимаю, Верещагин: на что вы рассчитывали? Вот лично вы? На эфемерные планы Востокова относительно политических перестановок в Кремле? На помощь инопланетян?
Капитан поднял голову и, глядя Басманову в глаза, просто ответил:
— На вас. На ваши знания, полученные в Вест-Пойнтах и Сандхерстах. На ваш опыт. На ваш здравый смысл… На верность присяге… Я крепко рассчитывал на вас, господа полковники. И, видимо, крепко просчитался. Вы полное дерьмо.
— Вы… отдаете себе отчет, где находитесь? — голос Салтыкова надломился от ярости.
— Полностью. Мне нравятся эти военные, которые боятся воевать. Не можете привыкнуть к тому, что решения приходится принимать самим и ответственность брать на себя? Пора уже начинать. Ну зачем вам какие-то инструкции от Востокова или Чернока? Что мешает вам сейчас взять и победить? Чего вы боитесь?
Его не перебили ни единым словом только потому, что полковники онемели от такой наглости.
— Мы… Ах вы… — очнувшийся первым Клембовский побагровел. — Девять миллионов мирных жителей! Которые законно, путем всеобщего голосования объявили о присоединении! Которые не хотели никакой войны! И которые гибли в собственных домах — иногда от наших пуль и снарядов! По вашей вине, Верещагин! На советском побережье осталось восемь дивизий! Против наших четырех! Я не знаю, как сейчас готовят офицеров в Карасу-Базаре, если выпускники не знают арифметики!