Госпожа страсти, или В аду развод не принят
Шрифт:
– Без "но" давай? – попросил Сева, беря его за локоть и отводя в сторонку.
Все это время Марина так и лежала на остывающем уже трупе Малыша, прижав к лицу его руку. Теперь уже было ясно, что это конец, что на этот раз он ушел насовсем и никогда больше не вернется. Коваль не плакала, просто лежала и гладила свое лицо его мертвой рукой, целуя холодные пальцы. Через какое-то время приехало все милицейское начальство во главе с прокурором, обступили Марину и тупо молчали, боясь говорить хоть что-то. Наконец прокурор не выдержал и присел рядом на
– Марина Викторовна… я понимаю, это все ужасно, но… нам нужно работать… хотите, я распоряжусь проводить вас домой? Я понимаю, вы не в состоянии сейчас давать показания, поэтому отпущу…
– Я никуда не поеду, – отрезала она бесцветным голосом. – Спрашивайте все, что хотите.
Он помог ей подняться и ввел под руку в здание казино, где уже вовсю работала опергруппа. Марине принесли кресло, она упала в него, попросив у Севы сигарету. Коваль на удивление спокойно и четко соображала, отвечая на вопросы оперативников, но собственного голоса почему-то не слышала. За час беседы она выкурила почти две пачки сигарет, чувствуя, как дерет в горле от табачного дыма, но все равно, раз за разом вынимала новую сигарету. Новый начальник милиции, подполковник Ромашин, сидел напротив и смотрел с сочувствием, это раздражало, и Марина, подняв на него глаза, глухо попросила:
– Вы не могли бы не пялить на меня глаза, господин подполковник?
– Извините, – смущенно пробормотал Ромашин, отворачиваясь.
Наконец ее и охрану отпустили, предупредив, что это не последний разговор. Поддерживаемая с двух сторон телохранителями, Коваль вышла на крыльцо. Егора уже не было – отвезли в морг…Только небольшая лужица крови на темно-зеленом мраморе напоминала о том, что произошло… Коваль присела, коснувшись пальцами этого пятна, поднесла к лицу руку и долго рассматривала окровавленные пальцы.
"Теперь – все. И больше уже никогда не будет подругому… "
Огромного труда Севе с Геной стоило поднять ее и отвести к машине.
Марина молча легла на заднее сиденье "Хаммера", уткнувшись лицом в спинку и закрыв глаза. Сева сел за руль, Генка – на переднее сиденье, и они поехали домой. По дороге Коваль внезапно села и твердо произнесла:
– Завтра же с утра "Капусту" сровнять с землей. У меня больше нет такого казино.
– Марина Викторовна… – начал ошеломленный Гена, но она заорала так, что он отпрянул:
– Я что, плохо говорю по-русски?!
– Я понял…
Марина снова упала на сиденье, отвернувшись от охраны. Сева гнал во весь опор, торопясь добраться до "Парадиза" раньше, чем весть о гибели Егора дойдет до прессы и ушлые журналисты начнут преследовать хозяйку своими вопросами. Сигналя и моргая фарами, он подъехал к воротам коттеджа, и Кот из будки немедленно открыл, впуская машины. Коваль вышла сама, без помощи Гены, кинувшегося было к ней, сделала несколько шагов по направлению к крыльцу, потом обернулась и приказала:
– Зажгите камин, бутылку текилы, лимон и пачку сигарет.
Краем глаза убедившись, что Гена побежал в дом, она пошла в беседку
– Марина Викторовна… – нерешительно окликнул Гена. – Все готово, все, что вы просили…
– Спасибо. Ты свободен.
Посидев еще какое-то время, она побрела в дом, прошла в каминную и там обнаружила Хохла, сидящего в кресле.
– Мне Севка сказал, – ответил он на ее немой вопрос.
– Не говори об этом – я не хочу.
Не трудясь даже налить текилу в стакан, она припала к горлу бутылки и пила, обливаясь и чувствуя, как напиток обжигает все внутри, течет по шее, скатываясь в вырез блузки. Хохол молча протянул руку и отнял остатки, поставив бутылку за кресло. Марина откинулась на спинку и закрыла глаза, понимая, что если удастся заплакать сейчас – отпустит хотя бы немного, но слез не было. Перед глазами стоял Егор – веселый, улыбающийся, такой, как был сегодня утром…
В прихожую вошел Кот и негромко окликнул Хохла:
– Жека, выйди на секунду.
Тот медленно поднялся и вышел в коридор.
– Что у тебя?
– Там Бес приехал…
– Впусти, – приказал Женька, возвращаясь к Марине. – Киска, там Бес…
– Не зови меня так больше. Сдохла киска твоя, – отрезала Коваль негромко.
– Как скажешь.
Бес почти вбежал, падая у ее ног на колени и хватая за руки:
– Это правда?! Скажи мне, что это кто-то меня приколол!
– За такие приколы я отрываю яйца, – негромко ответила она, подняв на него пустые и невидящие глаза. – Егор мертв.
Сама даже не понимала, как удалось произнести эту фразу так спокойно и обыденно, словно не о своем Малыше говорила сейчас, а о каком-то чужом человеке.
– Но за что?! Кому мешал ни в чем не замешанный владелец строительной конторы?! – заорал Бес, сжимая Маринины руки так сильно, что даже Хохол это заметил.
– Я думаю, это не его – это меня хотели убить, – тем же будничным тоном отозвалась Коваль, как будто речь шла о поездке в автобусе, а не о смерти.
– Кто?! – взвился Бес, вскакивая и начиная метаться по каминной туда-сюда. – Кто, скажи?!
– Не мелькай, – попросила Марина, поморщившись – голова и так кружилась от выпитого. – Не знаю. Но хотели убрать точно не Егора – ведь действительно, он ни с кем не враждовал открыто, кроме меня, но это было очень давно, и уж я-то точно этого не делала.
– Коваль, из дома – ни шагу, даже нос не высовывай, иначе тот, кто тебя заказал, доделает свое дело, – приказал Бес. – Я потерял брата, тебя терять не хочу! Хохол, слышишь?!
– Я и так буду с ней, – твердо сказал Хохол, и Бес понимающе закивал.