Госпожа ворон
Шрифт:
— Тогда с вашего позволения, ребят. Надеюсь, вечером выпьем вместе, — ответила Бансабира, возвращаясь к верблюду.
— Бансабира, — наконец, справился с чувствами Дайхатт и заорал. Бансабира надменно поглядела, остановившись на полпути в седло.
— Знакомец? — сразу же смекнул Мехи, пристально наблюдая за двумя танами. Бансабира только состроила туповатую физиономию и пожала плечами:
— Ну, может, он меня и знает.
— А ты его что ли нет? — все еще с интересом спрашивал Мехи. Не без умысла.
— Бансабира Яввуз, это же я, Дайхатт. Тан Дайхатт.
— Похоже, вы все же знакомы, — заключил Мехи по итогу. — Так он тан?
— Возможно, и тан, —
— Да нет, — ласбарнец качнул головой, пока Бансабира продолжила забираться на верблюда. — На раба он явно непохож.
— Ну, значит, встречались где-то в заданиях. А может, и шашни какие крутила. Ох, Мехи, давай ты потом позадаешь такие вопросы, ладно? Пока я была под началом Тиглата, мне чего только не доводилось делать и с кем только не приходилось обжиматься по углам. Если он не Клинок Матери Сумерек, хоть кастрируй, мне все равно. Я поеду, ладно? — с явной усталостью в голосе от глупого диалога проговорила танша, и Мехи удерживать не стал.
Аймар еще недолго кричал ей вслед, пока не схватил кулак Мехи в щеку, чтобы заткнуться, и пока не повалился в отчаянии на колени. Все кончено.
Убежище князя оазиса Зобора Фарнэ представляло собой небольшой двухуровневый дворец из высветленного гранита с полукруглыми крышами, крытыми галереями и большим садом с прудом, разбитом в центре внутреннего двора. Именно здесь князь был сейчас и, по сообщению стражи, играл в нарды. Его главное достояние — бойцовские арены, а также комплекс сопутствующих обслуживающих помещений (клеток для диких зверей, казарм, кухонь и купален) был возведен всего в миле от дворца и окружен плотным кольцом охраны. А вот кузница, оружейная, дом охраны, и женский дом с прислугой и девками находились на территории дворца, на заднем его дворе.
Когда Фарнэ, расположившегося в саду за игрой с одним из командиров охраны, в компании выпивки, закуски, телохранителей и парочки хорошеньких служанок, сообщили о прибытии гостьи, тот сначала недоумевал, потом хмурился, а потом, вспомнив, впал в неуместное радушие и велел пустить.
— Бансабира Изящная.
Фарнэ, подтянутый, невысокий сорокадвухлетний ласбарнец с залысинами у висков, облаченный традиционное пестрое ласбарнское платье, встал с подушек и, раскинув руки, вышел из тени тента поприветствовать женщину.
— Или, лучше звать "Черная госпожа"?
Бансабира, веселясь, махнула рукой. Вошла в объятия. Не касаясь друг друга, Фарнэ и Бану изобразили поцелуй в щеки. Разумеется, ее ничего не связывало с этим работорговцем, кроме того, что именно он дважды заказывал услуги Тиглата и был в некотором роде учителем Бану.
— Как угодно, Фарнэ.
— Неожиданно встретить тебя здесь. Каким ветром?
Разговор не из коротких, предупредила Бану. И вообще, надеялась бы сначала передохнуть. Само собой, не за так просто.
Когда хозяина арен отвлекли в следующий раз, он сидел под тем же тентом в компании Бансабиры Изящной — освежившейся, в легком платье, одолженном одной из свободных женщин во дворце Фарнэ, вроде того, в каком была на юбилее рамана. Ее волосы все еще были еще мокрыми после мытья. Бану и Фарнэ играли в шахматы, о чем-то переговариваясь и постоянно переходя с ласбарнского на всеобщий.
— Зачем оно тебе? Я же вполне сносно говорю по-ласбарнски, — говорила Бану. — Или мой акцент все-таки жутко тебя бесит?
— Нет у тебя акцента, — пока Бансабира размышляла над следующим
— Еще бы, — ответила Бану, и оба поняли, почему она замолчала дальше.
Ласбарн долгое время был колонией Орса, где насильно насаживалась орсовская культура с их всеобщим наречием и нелепой верой в распятого и воскресшего бога. С такими трудами сброшенное иго привело к тому, что теперь всякого, кто не по делу начинал говорить на чужом языке убивали свои же. Лидеров восстания перерезали обманом и сразу же — удельные князья с окружавшей их местной знатью, не пожелавшие сменить одного деспота на другого. Так что теперь каждый был сам по себе и регулярно пытался отбить у соседа рудник, шахты, арену. Иногда это удавалось, но иногда оазисы находились друг от друга так далеко, что и на своем месте князьям сиделось вполне комфортно. В конце концов, разве нет счастья в довольстве тем, что имеешь?
— Так ты еще ухитряешься вести дела с аданийцами, которые вас предали, и орсовцами, которые поработили? — спросила женщина в лоб. Глаза Фарнэ сверкнули недобро, но ответил он с пониманием происходящего:
— Тебе ли, девчонке из Храма Даг, не знать, что золото не нажить эмоциями. Неважно, как сильно я их ненавижу: пока эти сволочи орсовцы вынюхивают информацию о нас, мы можем вынюхивать через купцов и о них, и пока аданийцы готовы платить, чтобы мы сдавали орсовцев, я буду торговать с ними. Эти сучьи потроха еще дешево откупаются от меня — деньгами, за то, что ходят живыми по моим пескам, — без всякой агрессии в лице сообщил Фарнэ и сделал-таки свой ход.
Бану краем глаза следила за собеседником и восхищалась — ей далеко до такой невозмутимости. Хотя, если подумать, Ранди Шаута она отпускала из подобных соображений, так что, может, она уже ближе к мастерству, чем кажется.
— О, — вдруг отвлекся Фарнэ и поднял голову. Сидевшая спиной ко входу под тент Бану, обернулась. — Вот и рабы, которых ты встретила. Ну что? — крикнул Фарнэ Мехи. — Есть что годное?
— Восемь я взял на арену и шесть в прислугу, — отчитался Мехи.
— Вот как. Кинь им по деревянному мечу, пусть порубятся двое на двое, посмотрим, что они могут, — распорядился хозяин и вернулся к Бану и шахматам. Предложил ей "сделать рокировку": сесть справа и слева от стола, чтобы боковым зрением видеть рабов.
Пока Мехи выполнял приказ, Дайхатт молча пялился на Бану, надеясь, что, просверлив взглядом дырку в ее виске, заставит посмотреть на себя. Он бы уже бросил затею достучаться до танши, но не сдаваться требовали четверо соратников: одного Мехи покупать отказался, и давний товарищ и подданный Аймара отправился дальше в безвестность пустыни, чтобы затеряться в ней навсегда.
Раздались первые глухи удары дерева, Дайхатт смотрел на Бану, а та, играя с Фарнэ в шахматы, беззаботно болтала с ним на пустячные темы, снова переходя с ласбарнского на всеобщий и обратно. Оба прекрасно понимали, что Бансабира явилась в Ласбарн не просто так, сколь бы ни убеждала, что в отличие от большинства высших номеров Храма Даг, тратит время не на воспитание учеников, а на путешествия. Но говорить о делах, вот так сразу, в первый же день у ласбарнцев было не принято. Именно поэтому танша задерживалась повсюду, кроме Мусфора, князь которого попросту был взвинчен. А с остальными торопиться не следовало: хорошие дела наспех не делают.