Госпожа ворон
Шрифт:
Бансабира рассмеялась в ответ.
— А до тех пор займитесь чем-нибудь обычным. Хватит подвигов без отдыха. Побудьте с сыном. Когда я бываю в чертоге по делам, всегда вижу, как одинок этот ребенок. Он растет без вас, а без матери трудно. Вы ведь сами знаете.
Бансабира снова улыбнулась — грустной улыбкой горького опыта.
— Ну, ладно, — Ном не то, чтобы смахнул слезу, но по глазу зачем-то мазнул пальцем. Потом приблизился к танше вплотную, коротко поклонился, бесцеремонно развернул от себя.
— Идите уже, — и напутственно потрепал по плечу. Бансабира коротко оглянулась, поблагодарив взглядом, и пошла
Выслушав очередную проповедь от Тахивран по поводу своего потенциального бесплодия, Джайя, проглотив обиды, отправилась к царевичу. То есть ахрамаду, мысленно поправила себя женщина.
Кхассав быстро обнаружил, что ему нравится беседовать с молодой женой. Ее, мягко сказать, интересный взгляд на вещи слишком отличался от его собственного, и, будучи жадным до всего нового, Кхассав с увлечением ловил Джайю по всем коридорам и садам и тащил болтать о ерунде. Особое, конечно, удовольствие доставляло подтрунивать над законченной моралисткой.
Его жизненный путь был совсем не похож на ее. Начало юности ахрамада пришлось на начало Бойни Двенадцати Красок. Поэтому Тахивран всячески оберегала его и, как главную надежду государства, быстро спровадила за море. Усадила на корабль и под охраной отправила изведывать земли дальше на западе. Мы — Тени Богов, сказала Тахивран, и должны нести их свет и тьму. Потому езжай дальше, открывай земли и неси культ Праматери и Владыки вод Акаба, Ее Достославного Сына, как тот, кто однажды станет первым в стране жрецом Их обоих. В конце концов, напутствовала госпожа-мать, наведайся в Мирасс, освой законы торговли с этой страной. Потом держи путь к архипелагу Великого моря. Бледные острова присягали в разное время Ясу именно так: всегда находились ахрамады или раманы, которые отправляли сначала танов с мечами наголо, а потом — дипломатов и жрецов.
И Кхассав послушно пустился в плаванье с отборными морскими силами Гавани Теней — заядлыми знатоками всех театров, таверн и борделей за Великим морем. Он многое узнал, многому научился. Привез себе из странствий несколько отборных красоток, которых, увы, мать тут же распределила в столичные кабаки. Он видел разных мужчин и разных женщин и бывал и с теми, и с другими. Он боролся в бойцовских ямах и насмотрелся на верблюжьи бега, заставал выступления выдающихся акробатов и видел лучших объездчиков лошадей, слышал самые древние сказания Ангората — и не где-нибудь, а на Ангорате, куда самым неожиданным образом был приглашен Верховной жрицей как следующий раман великодержавного Яса.
Теперь Кхассаву нравилось говорить с Джайей. Побывав на западе, он не заходил в порты восточного континента и знал, что в мире еще масса того, что ему незнакомо, даже в собственной стране. Например, он повстречал немало разных богов с разными именами, но почти всегда есть Праматерь мира и Ее Достойный Сын и Отец сущего. Почти у всех хотя бы один из них — Змей, а нередко — оба, рассказывал он Джайе. Но ведь наверняка есть что-нибудь еще?
Когда жена говорила Кхассаву о своей религии, тот слушал увлеченно и даже представить не мог, что где-то существует настолько ортодоксальная держава. Несколько раз, посмеиваясь, он откровенно намекал, что той строгостью к себе, которую описывает раманин, отличалась только его благоверная, тогда как остальные наверняка смотрели
— А я бы на их месте и тебя за сиськи полапал, — ухмылялся мужчина. — Наверняка эти два оболтуса подглядывали, когда ты купалась. Ну? Подглядывали же?
Джайя в такие моменты страшно краснела, забавно вспыхивала, говорила что-нибудь умилительно-ругательное и заявляла со всем презрением, что с такими привычками и манерами все, чего он достоин — тискать кабацких шлюх.
Кхассав не обижался. Он был совершенно согласен, что вполне достоин тискать шлюх. И не только шлюх, уточнял мужчина, скалясь.
Как-то до Кхассава дошли слухи, что путешествие Джайи в Яс было первым и единственным в жизни, а к тому же — морским, и далось оно ей непросто. Мать лагерей, говорят, хихикала всю дорогу.
— А вот и неправда, — оправдывалась раманин. — И чтоб ты знал, Бану не хихикает. Она вообще… вообще производит такое впечатление, будто всю жизнь только и обжималась с солдатней.
— О. С воительницами всегда интересно, — завелся тогда Кхассав. — Она же северянка, да? Говорят, на севере сохранилась память о древних Богах, как в некоторых землях на западе. О Богах-Драконах. И если во всем Ясе два Бога, то у Яввузов есть еще Астахирский Снежный Змей. Надо как-нибудь съездить посмотреть.
— Ну и езжай без меня, — еще одно приключение в такую даль не сулило ничего хорошего.
— Само собой, без тебя, — отозвался ахрамад. — Слышал, Мать лагерей не любит мою мать, так что и тебя наверняка принимает, как продолжение раману Тахивран. Зачем мне портить отношения с дельным полководцем только потому, что я не могу помирить своих женщин?
— Она — не твоя женщина.
— О, оставь это мне, — с легким пренебрежением Кхассав повел рукой.
— Да она уродина, — не удержалась Джайя. — Вся в шрамах…
— Значит, смелая.
— …и с выцветшими волосами.
— Блондинка?
— А ее голые ноги видела все моя родина.
— У меня уже встал, — самодовольно сообщил Кхассав.
— Да катись ты к черту.
— Хм… Тот парень, который благоволит блудницам и ворам? Мы сработаемся.
Джайя надулась и хлопнула дверью.
И тем не менее, Кхассав любил болтать с Джайей. Его веселила ее застенчивость, вспыльчивость, наивность. Веселила и умиляла, и даже зачастую приводила к тому, что штаны делались малы и нужно было срочно перевести дух где-нибудь. На письменном столе, на диване, даже стоя, там, где они были, ну разве что свернув в ближайший закуток.
И вот этого Джайя одобрить никак не могла. Есть ночь для греха, есть супружеское ложе. И он, Кхассав, не может принуждать ее делать это, как ему вздумается, против ее воли. Ортодоксальные орсовские привычки и взгляды противоборствовали ее счастью слишком сильно. Ведь, чтобы ей ни сказали здесь, разве в Библии не сказано, что зов плоти — всегда греховный зов и уступать ему — не достойно раба Божьего?
Кхассав нравился Джайе, но эта его привычка совокупляться по первому желанию… Кхассаву нравилась Джайя, но ее фанатичная мораль за три недели брака встала ахрамаду поперек горла. Какое-то время после этого он еще заводился от преодоления ее сопротивления, как от увлекательной игры, но когда шансы на победу всегда на нуле, кому захочется играть?