Гость из будущего. Том 2
Шрифт:
— Знаю-знаю, слушай, — вдруг протянула Галина Васильевна, — я ещё вечером хотела тебе сказать, что меня на днях одна коллега из реквизиторского цеха пригласила попить чаю и всё расспрашивала про наши успехи. Я ей ответила, что ничего не знаю, потому что простой костюмер и мне отснятый материал никто не показывал.
— Ну и что? — пробурчал я.
— Копает кто-то под тебя, вот что, — немного раздражённо бросила она. — Допустим, наших мэтров твоя фигура не волнует, они уже и так великие и заслуженные. Но кроме них на студии, есть очень много твоих соперников, завистников и даже недругов, для которых ты — выскочка. Ты человек, который отнимает
— Теперь дошло, — улыбнулся я, помешивая кофе. — Значит так, если вас ещё раз спросят о том, как наши дела, то отвечайте, что режиссёр — самодур, снимет какую-то галиматью, актёры его ненавидят, и вообще, зря я с ним связалась.
— Хи-хи, — захихикала соседка, — правильно, проще надо быть и люди к тебе потянуться, хи-хи.
— Золотые слова, — поддакнул я, выключая газовую конфорку. — И всё-таки ложитесь отдыхать, завтра трудный день. Одной массовки будет под пятьдесят человек. Всех денег не заработать, и как учит история, не потратить.
— Знаю-знаю, ещё пару стёжек, — проворчала Галина Васильевна и снова принялась вращать ручку швейной машинки.
Я же к изумлению, спустя несколько секунд вернувшись в свою комнату с двумя кружками свежего ароматного кофе, нашёл Нонну беззаботно спящей в кресле. Наверное, страсти по Чехову в её хорошенькой головке постепенно улеглись и уступили место здравому смыслу, который нашёптывал, что завтра трудный и нервный день.
Утром в субботу 17-го июля на Университетской набережной, напротив площади Тараса Шевченко, которую при проклятом царизме именовали Румянцевским садом, происходило самое настоящее столпотворение. Во-первых, из динамиков разносилась задорная песня «О чём плачут гитары». Звукорежиссёры тем самым проверяли работоспособность магнитофона и больших колонок. Во-вторых, крохотная деревянная сцена, обитая красной материей, безбожно прогибалась под ногами музыкантов и её рабочие киностудии срочно укрепляли дополнительными рёбрами жёсткости. В-третьих, поучаствовать в съёмках приехало практически всё «ленфильмовское» общежитие. И так как я не имел нормального ассистента режиссёра, мне лично пришлось отсеивать тех актёров массовки, которые для съёмки не годились. Но парни и девчонки смотрели на меня такими трогательными глазами, что, скрепя сердце, я допустил на съёмочную площадку всех.
— Тишина! — заорал я, перекрикивая радостный крик толпы. — Костюмы приготовлены только для пятидесяти человек. Остальным придётся работать в своей собственной одежде.
— Херня! — кто-то громко выкрикнул из-за спин юных дарований. — Главное суточные!
— Ха-ха-ха! — разом загоготала вся массовка.
— За чей счёт перерасход? — зашипел директор картины дядя Йося Шурухт.
— Побойся ОБХСС, дядя Йося, — отмахнулся я. — Да у нашего фильма бюджет копеечный. Огромная волна не накрывает весь город — это раз. Поезд с рельсов не сходит — это два. И падающий самолёт не врезается в Петропавловскую крепость — это три.
— И на том спасибо, — забухтел он, увязавшись следом за мной. — Когда поедем с концертами в Выборг — это четыре?
— Тогда, когда я скомандую «стоп, снято» в финальной сцене моего детектива — это пять, — буркнул я, остановившись в четырёх метрах от киношного крана. — Шевчуков, японский городовой, ты почему здесь?
— Так это, того, начальство распорядилось, — пролепетала самый криворукий техник всей ленинградской киностудии. Поговаривали,
— Значит так! — рявкнул я. — Осветительные приборы обходить стороной! Провода не трогать! К кинотехнике на пушечный выстрел крейсера «Авроры» не приближаться!
— А что мне тогда, это самое, делать? — промямлил он.
— Будешь охранять наш киносъемочный автобус, — сказал я, скорчив злое лицо. — Там спрятано ценное золото, бриллианты, жемчуга, платина, палладий и ртуть.
— Какая, это самое, ртуть? — Шевчуков почесал затылок.
— Такая, это самое, которая в градуснике, — отмахнулся я и снова двинулся к главному оператору, однако дорогу мне преградил Эдуард Хиль.
— Привет, Феллини. Классная песня, — затараторил он, пожав мою руку. — Мы «О чём плачут гитары» на гастролях первый раз исполнили, так народ просто с катушек слетел и требовал её на бис пять раз. Тут и новогодним «Голубым огоньком» попахивает, — шепнул он.
— Феллини веников не вяжет, потому что снимает кино, — хохотнул я.
— Слушай, — вдруг замялся Хиль, — я вот что подошёл, мне бы через час надо быть в другом месте. Надолго это всё?
— Только из уважения к твоему песенному таланту, отпускаю прямо сейчас, — я хлопнул Эдуарда по плечу. — Боюсь, что это затянется надолго. Видишь же какой бардак? Шевчуков, отойди от ДИГа! — заорал я в мегафон, когда заметил, что наш криворукий техник приблизился к самому большому осветительному прибору. — Кто-нибудь отгоните Шевчукова от ДИГа! Бардак, Эдик, бардак.
— Подожди-подожди, — фирменная обаятельная улыбка вмиг слетела с лица Эдуарда Хиля, — если я уйду, то кто тогда будет петь?
— Петь будет магнитофон, а рот под него синхронно откроет твой гитарист, — я кивнул в сторону сцены. — Вроде ничего, девочкам в кинозале должен понравиться.
— Тихо-тихо-тихо, — зашептал Хиль. — Совсем у тебя нет чувства юмора. Два часа так, два часа, так и быть выручу тебя, сам спою. — Тяжело вздохнул певец и пошёл на сцену.
— Как тебе мой наряд? — буквально тут же из толпы актёров массовки выскочила Нонна Новосядлова.
Она кокетливо покрутилась на месте, продемонстрировав мне элегантный светло-синий жакет с поясом и немного расклешённые такого же цвета брючки, которые скрывали туфли на толстой подошве.
— Красота — это убойная сила, — буркнул я и подумал, что в таком виде моя Нонна на фоне цветастых юбок-колоколов, словно гость из будущего. — Вид — отпадный. Нет слов.
— А как вам я? — спросил Лев Прыгунов, которого облачили в свитер водолазку, наклеили усы и короткую, но широкую бороду. В дополнение ко всему ему были выданы черные солнцезащитные очки.
— Эрнест Хемингуэй в Гаване вышел на променад, очень хорошо, — прокомментировал я костюм Прыгунова.
— Да, но я в таком виде неузнаваем, — промямлил актёр.
— Всё верно, ты ведь агент КГБ под прикрытием, — хмыкнул я. — Тебя не должны узнавать. Значит, диспозиция у нас такая: ты, Нонна, сидишь вон за тем столиком с журналом «Советский экран». — Я показал рукой за свободный стол, где уже была приготовлена белая кружечка на блюдце и такой же белый кофейник. — А ты, Лев, на длинном фокусе проходишь сквозь толпу танцующих людей. Затем подсаживаешься за нужный тебе столик, и дальше идёт ваш диалог. Но сначала отснимем музыкантов и массовку. Вопросы?