Гость из будущего. Том 3
Шрифт:
На этих словах я подмигнул ошарашенному Генке Петрову, сунул ему в руки ключи от кабинета и пулей вылетел в коридор.
Дядя Йося Шурухт, к которому я с киностудии помчался на метро, после нашего гастрольного тура немного загрустил. И причиной душевных переживаний Иосифа Фёдоровича были не финансовые показатели концертов. Все творческие встречи, слава Богу, прошли с хорошими аншлагами. А грусть его вытекала прямиком из последнего концерта в Кронштадте, куда дражайшая супруга, тётя Сима, прикатила без предупреждения.
И
Но самое веселье началось тогда, когда тётя Сима выставили дядю Йосю с одним чемоданом из их общей отдельной и благоустроенной жилплощади, потому что он вдруг осознал, что не готов жить с Лидией Сергеевной в крохотной комнатушке огромной коммунальной квартиры на окраине Ленинграда. И на следующий день началась осада гордой и обиженной до самой глубины души супруги.
Сначала мы под окнами пели серенады. Точнее говоря, я пел, а он выл о том, что это была непростительная ошибка, поэтому пора бы его и простить. Затем была попытка одну ночь поспать под дверью собственной квартиры, которую по требованию участкового пришлось досрочно прекратить. И на третьи сутки, я со своим дальним родственником мелом на асфальте под окнами дома написал: «Сима, я тебя люблю». К сожалению последние две буквы любовного признания безжалостно стёр злой дворник. Однако утром тётя Сима сама приехала на киностудию и своего непутёвого мужа в последний раз простила. Но к этому моменту что-то внутри дяди Йоси надорвалось, пропал задор и вера в человечество.
— Кто? — недовольно прошипел он из-за дверей квартиры, когда теперь уже я приехал просить помощи и поддержки.
«Глазок же имеется, что ты спрашиваешь?» — подумал я и на весь подъезд громко гаркнул:
— Дед в пальто! Предъявите документы! Дом окружён! Сопротивление бесполезно!
— Слушай, племяш, приезжай завтра, — забубнил дядя Йося, приоткрыв дверь и посмотрев по сторонам.
— Некогда завтра, — проворчал я. — И послезавтра тоже. Дело пахнет керосином, открывай.
— Даже так? — пролепетал мой дальний родственник и впустил в прихожую, затем немного помялся и, кивнув головой, добавил, — мы с Симой пока не разговариваем. Пошли на кухню.
«Да хоть в уборную», — буркнул я про себя, но прежде чем вываливать на голову дяди Йоси животрепещущие проблемы, чинно, благородно и степенно выпил две кружки чая и налил себе третью. Мне захотелось своего дальнего родственничка довести до кондиции, потомить неведением и помучить многозначительными загадочными взглядами.
— Хватит, пить, — наконец прошипел дядя Йося. — Говори, зачем пришёл и до свидания.
— Срок нам с тобой светит, товарищ Шурухт, — тяжело вздохнул я и, встав из-за
— За что? Прости меня Господи, — усмехнулся дядя Йося.
— В следующий понедельник на худсовет в Госкино принимать наш детектив приедет товарищ Суслов, — проворчал я. — Тебе и мне грозит пропаганда антисоветского образа жизни. Мне как режиссёру, тебе как директору картины. Но выход есть, — шепнул я и с большим удовлетворением заметил, что глаза дяди Йоси оживились, испугано забегали, и ему снова захотелось жить, зарабатывать деньги и много чего ещё.
— И какой у нас имеется выход? — проплетал он.
— Нужно чтобы ты совершил акт самосожжения, — произнёс я равнодушным голосом. — Как приедем в Москву, выйдешь на площадь трёх вокзалов, окатишь себя керосином, а остальное всё сделает случайная искра огня. А из искры возгорится пламя. Да, шучу я! Шучу! — заржал я, видя перекошенное от страха лицо дяди Йоси.
— Юмор у тебя, как у покойника, — перекрестился мой дальний родственник. — Однако ситуация не из приятных. Посадить не посадят, а вот уволить могут. Есть какие-то нормальные идеи?
— Ес, оф кос, — кивнул я. — В пятницу в АПН будет праздник посвящённый началу нового учебного года. И организатором его является дочь товарища Брежнева Галина Леонидовна. Она в этом агентстве как бы работает редактором, когда у нее, конечно, есть на это желание. Поэтому собирай музыкантов, будем записывать целую танцевальную программу для сотрудников АПН и для Галины Брежневой.
— Хочешь показать наш фильм дорогому товарищу Леониду Ильичу? Секретарю ЦК КПСС? — допетрил дядя Йося.
— Другого выхода просто не вижу, — пожал я плечами. — Вот такая «ша-ла-ла-ла».
В послевоенное время общежития ВГИКа были разбросаны по нескольким адресам. Институт снимал комнаты в Мамонтовке, несколько этажей в бывшем женском монастыре на Зачатьевской и имел двухэтажный дом на Лосиноостровской. Жили тогда студенты бедно, но весело. Позже многие эпизоды того послевоенного быта вошли в фильм Петра Тодоровского «Какая чудная игра». Было дело и вместо торта подкладывали кирпич. И актёр Николай Рыбников прятался в шкафу и, эмитируя радиопередачу, объявлял радостным студентам, что идя навстречу пожеланиям трудящихся, правительство вновь опустило цены на водку и селедку.
А в оттепельные 60-е общежитие ВГИКа переехало в Ростокино, поближе к самому институту кинематографии. Вот именно к этой пятиэтажке вечером в четверг 27-го августа прибыл и я, неся за собой большой и тяжёлый рюкзак. И если бы не американские джинсы на моих ногах, то меня вполне можно было бы принять за очередную «деревенщину», которая с мешком картошки приехала покорять Москву. Я же прибыл в столицу советского союза, чтобы отстоять своё законное право снимать кино мирового уровня, ковать славу себе и всей отечественной киноиндустрии.