Гостиница

Васильев Владимир Германович

* * *

Девушка встала из-за письменного стола, оставив на нем маленький круг света с открытым блокнотом в центре. Взгляд ее все еще оставался погруженным в эту светящуюся бездну, но в теле чувствовалось томление и жажда движения. Она потянулась, услаждая мышцы, и сбросила халатик на пол, как осеннее деревце сбрасывает мертвые листья.

Ей захотелось погрузиться в медленный и глубокий танец, который растворил бы ее в себе, как Океан – припадающую к нему речку. Но музыку включать было нельзя, потому что она могла разбудить родителей.

Тогда Девушка стала воспроизводить мелодию мысленно и постепенно погружалась в танец, как в знобкие воды, пусть не Океана, но чистого горного озера. Озноб, быть может от сквознячка, мелкой дрожью пробегал по ее коже. Однако ей казалось, что она ощущает именно прохладное прикосновение воды…

Но когда тело разогрелось в танце, озноб исчез, и Девушка ощутила себя речкой, текущей вместе с мелодией в тревожную и манящую даль, где ждало ее Нечто или Некто… И в нем не ощущалось опасности, а лишь покой и радость…

Незаметно для себя она оказалась в соседней темной комнате и вдруг почувствовала там чье-то присутствие!..

А потом заметила во мраке и чуть светящийся силуэт.

Девушка остановилась, и священный трепет узнавания очистительным порывом ветра пронесся то ли по телу ее, то ли в душе – все едино…

Из темноты к ней приближалась Женщина, а за спиной ее светилась лунным мерцанием уносящаяся ввысь стена Гостиницы. И Дверь за спиной Женщины закрывалась медленно, словно еще оставляла ей возможность вернуться. Но Женщина не оборачивалась на Дверь. Она шла навстречу Девушке…

… И сказочно было нездешним ее одеянье —То ль феи прелестной, то ль юной русалки достойно…И шла она так, как к прощенью идут от прощаньяГрустя от разлуки, но Встречу приемля спокойно.Из брызг водопада, из слез, из тумана дыханьяКазалось сплетенным вкруг чистого тела свеченье.И Вечное знанье во взоре, и жажда Свиданья —Как Вечной Реки от истока до устья теченье…А Девушка, трепет почуяв, шагнула навстречу,И образ стал четче, понятнее, ближе, живееКак странно знакомы: прическа и хрупкие плечи,И бедер изгибы, и стебель стремительной шеи…«Я стану такой же!..» – вдруг детская вспомнилась клятва.О, детские грезы… Какая прекрасная сказка…Витает над нею извечное злое заклятье,Как будто на озере светло-зеленая ряска…И все же – вперед!.. Да свершится заветная Встреча!Не зря ж столько рек и озер в Никуда утекло…Шагнула Девчонка и гордо расправила плечи,И ткнулась с размаху в зеркально-пустое стекло…

* * *

Ночи нефть за окном равнодушно стекала по крышам,Повисев на ветвях, натекала на серый асфальт…И никто на Земле этой вязкой капели не слышал,Погрузившись во мрак, как в законно свершившийся факт.Но во мраке скользят, кто духовным томлением маясь,Отправляются в ночь, чтоб в себе обрести Тишину,И, в паденье нежданном калечась и вновь поднимаясь,В раскоряку ползут, словно крабы по мутному дну.Где же тайный огонь, от которого «нефть» возгорится,Выжигая дотла за века накопившийся мрак?..И вернется домой за Мечтой устремившийся рыцарь,Разгадавший в пути тайну вечную Зла и Добра?..

Девушка не видела ночи. Ее взор все глубже уходил в белые глубины блокнотного листа. И строчки, которыми она его заполняла, были ступенями, позволявшими ей нисходить в Белую Глубину.

«Белая Дорога! – вдруг осознала она. – Белая Дорога, по которой ушел Он!..»

И мягкий карандаш буковка за буковкой стал поспешно, словно из кирпичиков, выкладывать черные контуры ступеней, изнутри заполненных белизной…

Она сделала первый шаг и снова ощутила себя рекой, но уже не маленькой и тихой, а глубокой, полноводной, упругое течение которой наполнено энергией и радостью Вечного Движения… И течение было ею, и глубина была ею, и то, что там – впереди, тоже было ею… И она заговорила голосом Реки:

Монолог Реки

Я – Река…Прикоснитесь губами к струе родникового пульса.Я – Река…Пробудитесь под утро от звона весенней капели —Это брат мой – Ледник на вершине далекой проснулся,Это Ливень – мой сын – пробудился в небесной купели…Я – Река…Да, река! От истоков бессчетных до дальнего устья.Я – Река…И иною не жажду вовеки ни быть, ни казаться.Пусть Мороз в исступленье меня обнимает до хруста,Мне достанет любви, чтобы нежностью снега касаться…Я – Река…Несть числа для всевечных мгновенных моих ипостасей.Я – Река…В каждой капле дождя и в беспечной пушистой снежинке…Возвращаюсь в себя, ибо смысл вознесения ясен —Возвращенье к истокам течения вечного жизни.Я – Река…Утолите извечную жажду живительной влагой…Я – Река…Погрузитесь душою в упругую свежесть теченья…Я – Река…Я – забвенье и память… Любви изначальное благо…Я – Река…Я – начало…Я – вечность…Я – жизнь…Я –

конец…Я – мгновенье…

И вдруг совсем другой, странно знакомый, чуть хрипловатый, наверное, от волнения мужской голос не то продолжил, не то попытался ответить на монолог Реки:

Монолог Воздуха

Я – воздух… Я жизнь треугольного мира.В биенье сердец и в дыхании травОбретшая песню бездомная лира —Как мертвая ветка – в пыланьи костра.Кончается Путь обретением смысла.Как преодоленьем кончается страх.Кончается жизнь ощущением мысли,Что, в сущности, жизнь не имеет конца.Светильники звезд надо мною повисли,Чтоб видеть я мог, не теряя лица,Сколь мир мой увечен на вечном их фоне,И принял на душу обузу творца.(Обуза, подобная ломтю арбуза,Что ловко разрезан ножом карапуза…)Мой мир не ярится, не плачет, не стонет.Он – просто летит не туда и не так.Он напрочь забыл о Вселенском Законе,Когда-то осколком Единого став.Мир жизнью прекрасен… И страшен углами,Как фразы обрывом – граница листа…Быть может, в них спрятана дверь меж мирами?А может быть, дверь в Никуда и в Ничто?Возможно, они – точки связи меж нами?И страшно, коль – жизни последний итог…Но шарообразно миров совершенство,Как шарообразен сонетов венок.Оно не сулит неземного блаженства,Лишь мир и покой, и разумную жизнь,И манит премудрой улыбкою женской…Но всюду пред взором углов миражи.Повсюду – следы сингулярного взрываИ черная бездна вселенской межи…Пусть мир неказист, но он все-таки диво,И жизни счастливой бесспорно достоин.Хотя кровоточат изломы разрыва,Все ж в боль с головой погружаться не стоит.Не стоит всю жизнь упираться в углы,Как скучный осел в невеселое стойло:Как ни были б наши осколки малы,Мы, только живя, воскресим их единство.Так цель слита с луком в полете стрелы…Покинуть свой мир было б, право же, свинством.Займемся же лучше своими мирами,Чтоб в них из-за нас не творилось бесчинство.Углы же пускай остаются углами —Когда-нибудь встретятся наши миры,Наступит финал в развернувшейся драме…Но это зависит от нашей игры…

* * *

А из-за строк блокнотного листаСмотрел портрет Поэта, как с холста.Иль, может быть, скромнее – не портрет,А лишь эскиз, набросок, силуэт…И просыпался Город за окном,Спросонок бился в стену утра лбом.И, этак отряхнув остатки сна,На стену лез – и падала стена.Жизнь продолжалась… Если это жизнь:Беги, хватай, а коль схватил – держись!..С гостиничного шпиля солнца светНа Город лился, словно бы в ответНа кем-то ночью заданный вопрос.И Город понимал: – Не вешай нос!А Поэтесса глянула с испугомНа этот самый острый в мире угол…И поняла по-своему ответ:

Она и есть вернувшийся Поэт…

5. ФИЛОСОФ

Философия есть путь, по которому мы идем

М.Хайдеггер

Сущее-Бытие выходит к свету многими путями

Аристотель

Философ был всецело поглощен созерцанием мощной сосульки, свисающей с карниза крыши прямо над его окном. Седая окладистая борода Философа чуть слышно шуршала по стеклу, когда он поводил головой, отслеживая зарождение талой воды на просвечиваемой солнцем изумительно красивой поверхности этого искусного произведения природы. Влага, казалось, проступала сразу по всей поверхности стройного тела сосульки, совсем не так, как пот, выступающий капельками из пор человеческой кожи то на лбу, то в какой-нибудь неудобопроизносимой промежности. И от этой одновременности сосулька выглядела, как полированный хрусталь.