Государь поневоле
Шрифт:
— Я простил Никиту, государыня! И в опале ему не быть! — уже громче произнёс царь.
Опять долгий взгляд в глаза сына. Я прячусь в подсознании, доверяю Петру самому разрулить ситуацию. Царица вздыхает:
— Но, коли государь простил тебя, дьяк, то и я прощаю. Будь по-прежнему люб нам.
Зотов поклонился царице. Та уже милостиво сказала:
— Сказывай, Никита Моисеевич, государь наш зело несдержан и радостен своей новой игрушке. О чём дело стало?
Учитель сжато описал бюрократическую коллизию с указом.
— Почто Пётр Алексеевич не указка для твоих людей Федор Юрьевич? — грозно спросила царица Ромодановского.
— Так,
Зотов поторопился пояснить:
— Тот человек, хоть и беспороден, но весьма полезен будет, я мню, для заводов государевых. Вельми разумно писана челобитная и искусны диковины, коими поклонился он. Прошу, Великая государыня, не оставь своей милостью, помоги его взять ко двору в потешные работники.
Не перехватывая управления, я попытался воздействовать на носителя. Пётр легко понял требуемое и поддержал просьбу Учителя:
— Матушка, я уж и указать это готов наново, но надобно с царевной говорить, а помимо тебя делать сиё я не желаю. Прошу я тако ж вели стольнику твоему Аврааму Лопухину поспешать в Тулу неоплошно с тем указом и быть при страже у сего Никитки, покуда тот на Москве не будет. А кравчего моего князя боярина Голицына обратно повертать.
— Не можно это, сын мой, дворянину московскому и стольнику у крестьянина подлого рода за стражей быть! То великое умаление чести его будет. А через то и царской чести!
Я взглянул на Зотова, ища поддержки. "А, ладно, попробуем так. Ну, Петруша, переводи!"
— Так я в службу возьму его и дьяком готов дарить. Коли он умен, так как Учитель мой говорит, так пускай будет сей Никита помощником в новом классе государевом. И будет стольник твой не крестьянина везти, а следить за приказными князя боярина Ромодановского, чтобы вреда ему в дороге не делали. Пошлешь ли кого из приказа, Федор Юрьевич?
Тот степенно в ответ:
— Пошлю, государь, коли ты велишь, да брат твой единодержавный сиё подтвердит. Опричь его не могу, не гневайся.
— Так пошлите кого до Софьи, скажите говорить с ней хотим немедля!
Царица не торопилась озвучить свое решение.
— Петруша, чем же так мил тебе сей Никитка, что ты так хлопочешь за него? Зачем так поспешать-то и Абрама посылать? Мню я можно с подьячими на Москве в приказ быть. А коли поучат, так с него не убудет. Не пристало государю о столь малом думать.
"Ну что за времена! Лупят народ, почем зря, и считают это нормальным!"
— Матушка, но посмотри, какая диковина тем крестьянином сделана. Разве кто из кремлёвских мастеров годен такое измыслить? Потому и надо послать надежного человека, проследить, чтобы вреда новому работнику от лихих людей да от стряпчих или каких иных сильных не было. — Мой носитель слегка разволновался и "дал петуха" — Матушка — царица!!!..
Наталья Кирилловна поспешила согласиться:
— Хорошо, хорошо, Петруша. Будь по-твоему. Абрам Ларионыч, — обратилась она к Лопухину — езжай, сготовься, завтра поутру спеши в Тулу. Крестьянина того, вызволи из темницы да сюда вези. А князь боярин Федор Юрьевич с тобой своего дьяка пошлёт.
Ромодановский закивал:
— Так, так, государыня. И дьяка Семена Писцова, лучшего из моих спомощников, и наряд приказной в помощь отправлю. Надобно смотреть на избу Тульскую, что за люд у меня там, на съезжей, правит.
Я заставил
— Благодарствую тебе, матушка. А к Софье-то пойдём?
Матушка повернулась к Стрешневу:
— Тихон Никитич, батюшка, пошли кого к царевне, скажи государь Пётр Алексеевич с повелением к ней быть изволит.
Старик-боярин покряхтел, крутенько царица изложила просьбу и очень уж к Софье непочтительно, но перечить не стал. Откланялся и вышел из палаты.
Разговор далее пошел в основном о каких-то дворцовых раскладах, о делах Казанского приказа, да новых указах Софьи, и царь моментально потерял к нему интерес. Я пытался было прислушаться, но пришлось отвлекаться на объяснения ребенку, как и что крутится в его игрушке. Никого не стесняясь царь опустился на пол и попытался просто вести "паровозик по полу". Царица заметила это и попросила Зотова отвести меня в комнату и там ждать выхода. В отличии от Петра, я не обрадовался нашему удалению, так как, как раз в этот момент Черкасский заговорил об уральских делах и об Иване Нарышкине.
…
Встреча с Софьей состоялась в той же Посольской палате, где был приём и дневное сидение. Вместе с царевной туда пришли князь Василий Васильевич Голицын, князь Иван Милославский, окольничий Пётр Толстой, да дьяк Шакловитый. Ещё присутствовал какой-то чернец, которого я видел раньше пару раз на официальных мероприятиях в компании того же Федьки Шакловитого, но имени которого вспомнить не мог. Брат Иван подтянулся чуть позже. Глупо улыбаясь всем, он, поддерживаемый под локти своими комнатными стольниками, устроился на троне. Я сел рядом с ним. Правительница расположилась у трона брата на принесённом кресле. Матушка довольствовалась более скромным стулом недалеко от меня. Присутствующие разделились по лавкам, выбрав ту сторону московской власти, которую они представляли. Стоять остались только рынды за нашими спинами, да Шакловитый с Зотовым.
Первой, вопреки обычаю, заговорила Софья:
— Почто звал, меня Пётр Алексеевич? Ужель имеешь утеснения какие во дворце? Или наново отроческой мудростью будешь потчевать?
Обращалась она ко мне напрямую, чтобы более унизить мачеху. Однако я не поддался и сначала спросил разрешения говорить у царицы. Та, мило улыбнувшись, сделала вид, что разговор сей, не очень и важен для неё.
— Сказывай, Петруша, сам свои нужды, как нами было уговорено.
Игнорируя издёвку Правительницы, я вежливо отвечал посредством носителя:
— Нерадостно мне сестрица вдалеке от Москвы жить. — Софья насторожилась, видно пускать обратно в Кремль нас очень не хотелось. — Взял я к себе немцев для устройства огненных забав, да пеняют мне бояре и святые отцы в том. А православных мастеров не сыскать, а коли сыщу кого, и то без указу твоего брать не можно. Надобно мне пресветлая Правительница, великая княжна и царевна, сестра моя София Алексеевна, позволения брата моего, великого государя, князя и царя всея Велика и Малая и Белая Руси Ивана Алексеевича испросить, дабы людишек, которы мне для устроения потех дельны будут, беспрепятственно брать себе, где приищу, не сносясь впредь с кремлевскими дьяками. Я мню, довольно будет и того, что тебе писать буду, кого взял, да ждать с твоего благоволения кормов, что я указал. И по этой твоей воле, взятых потешных людишек я держать буду. А ты уж сама брата моего известишь, да дворянам и прочим ближним укажешь помешки мне не чинить. Скажу я, что будет сиё и мне ладно, и тебе не хлопотно.