Государь

Кулаков Алексей Иванович

— Можете начинать.

Откашлявшись и бросив по сторонам несколько настороженных взглядов, порядком обрусевший и постаревший англичанин выдал довольно удивительное признание:

— Всему виной наша жадность, сэр Уильям.

— О?!? Я уже заинтригован, Энтони: прошу, говорите смело и прямо.

— По условиям жалованной Компании царской грамоты, наши агенты имели право заниматься скупкой товаров и прочими торговыми делами только в разрешенных для этого городах и землях. Это очень не нравилось русским купцам, и они подали жалобу…

—

Насколько я помню, уже не в первый раз. Почему же сейчас столь неприятные последствия?

— Кхм! Расследовали жалобу наши недоброжелатели, и им удалось схватить множество английских, голландских, любекских, испанских… Одним словом, множество иностранных торговых агентов, которые занимались скупкой и торговлей там, где им этого не разрешали. И кроме того, десяток из них неудачно пытались проникнуть в железоделательные мануфактуры в Туле, и в царские фарфоровые и стекольные мастерские. Поднялся слишком большой шум…

— Вот как?.. М-да, действительно, такая неумеренность не могла не окончится плохо. Но ведь не все так печально, не правда ли, Энтони?

Признательно кивнув, Дженкинс уже увереннее продолжил.

— Возможно, мне бы и удалось со временем как-то все сгладить и восстановить, но один из наших торговцев набрал множество займов у голландских и испанских торговцев. И затем уже в царской казне — взял дорогие товары под обещание скорой и весьма щедрой оплаты. Загрузил все на свой корабль в Нарве, и декаду назад благополучно отплыл, подделав разрешительное письмо для воеводы порта.

— Piece of shit!!! [2]

Покрутив головой так, словно воротник камзола стал слишком узким, консул сжал побелевшие губы и прошипел на более приличном английском:

— И кто же этот ловкач?

— Вы его знаете, сэр, это Томас Чеппел.

Моргнув и нахмурившись, один из основателей Московской компании недоверчиво уточнил:

— Внебрачный сын сэра Эндрю Джадда?

Еще одного основателя и влиятельного акционера Компании, к слову. Ах да, ко всему еще и английского лорда и пэра, что несколько объясняло выдающуюся наглость его ублюдочного отпрыска.

— Именно, сэр. По займам его долги составляют почти пять тысяч фунтов стерлингов, и царской казне — двадцать четыре тысячи империалов.

Недоуменно моргнув, слегка удивленное начальство поинтересовалось у Дженкинса, о чем это он сейчас упомянул. Какое-то местное название серебряных талеров?

— Нет, сэр Уильям. Совсем недавно царский монетный двор начал чеканить крупную золотую монету, достоинством в десять золотых рублей — для нужд крупных негоциантов и торговых союзов. И одновременно с этим, более мелкую размерами и весом золотую рублевую монету, которая у московитов во всем равна полновесным цехинам торговой республики. Серебряный же рубль подобен венецианскому дукату.

Быстро пересчитав все долги ушлого бастарда сэра Эндрю в привычные для всех европейских негоциантов золотые цехины, консул резко встал на месте, побледнел лицом

и сдавленно прохрипел:

— Вот же ублюдок!!!

Уныло кивнув, Энтони подтвердил:

— Еще какой, достопочтенный сэр. Он уже четыре года как внесен во все списки агентов Компании, следовательно, мы отвечаем по всем его долгам — о чем мне не устают усердно напоминать всю последнюю неделю. Лорд-казначей Ховрин прямо мне сказал, что пока Компания не погасит все свои долги перед царской казной — никаких товаров из нее нам отпускаться не будет, и полный запрет на все сделки с русскими купцами.

Как-то комментировать это вслух консул не стал. Но так выразительно шевелил губами, что идущий рядом Дженкинсон без труда угадывал беззвучный поток самых грязных ругательств, с редкими вкраплениями совсем уж… Очень гнусных выражений в отношении сэра Эндрю Джадда, и всего его поганого потомства.

— Что-то еще? Не стесняйтесь, Энтони, главное я уже услышал. Ведь так?!?

— Э-э… Несомненно, сэр Уильям. Кроме всего остального, лорд-хранитель государственной печати Вис-ко-ватов прислал мне послание о том, что через десять дней посольское содержание нашего торгового представительства полностью прекращается.

— И что это означает?..

— До этого распоряжения нам раз в декаду присылали по полтуши быка. Дюжину куриц, сотню яиц, зерно, вино, масло, рыбу… Даже дрова.

— А, теперь мне понятно, почему грузили чурбаки на повозки: вывозите в новое представительство остатки былой роскоши?

Совместив растерянный кашель и смешливое фурканье в одном звуке, главный торговый агент Компании подтверждающе кивнул, обернулся на приближающийся цокот подков — и тут же резко прянул к потемневшему от времени забору, бесцеремонно утянув за собой и консула с его сыном.

— В сторону, раззявы немчинские!

Замешкавшейся охране наконец-то перепало внимания от москвичей, правда в основном плетками — поперек спины, и по плечам. Но даже это было несравнимо лучше, нежели попасть под копыта боевых жеребцов, на которых мимо гостей Москвы пронесся десяток всадников в черных камзолах.

— Примите мою признательность, Энтони. И часто тут… Так?

— Нет, сэр Уильям. Дело в том, что эта, и вон та улицы единственные, по которым можно быстро выбраться из города. Местные жители знают, и стараются без лишней нужды по ним не ходить…

Покивав и оглядевшись, Меррик ткнул пальцем в ближайшую улочку:

— Куда она нас приведет?

— К реке, сэр Уильям. Правда должен предупредить, что там с прошлого года делают гранитные набережные, так что особо смотреть пока… Хотя, может вам будет любопытно, как выкладывают каменные опоры строящихся мостов?

— Как-нибудь позже. М-м… Что насчет вон того прохода?

— Э-э, тоже не самый лучший выбор, достопочтенный сэр. Там сплошная грязь и ямы… Итальянские и русские зодчие строят что-то похожее на римские общественные термы, инсулы[3] и таверны.