Государь

Кулаков Алексей Иванович

Щедро плеснув себе сидра, обрусевший английский джентри с явно видимым удовольствием глотнул, и сэр Уильям охотно последовал его примеру.

— Вернемся к коносаментам: подробные списки груза я передам тебе завтра: в основном там олово, двести бочонков пороха, тонкое сукно и немного пушечной бронзы в слитках.

Потерев лоб, Дженкинс не очень уверенно предположил:

— Олово и бронзу наверняка заберут в обеспечение долгов Компании, остальное позволят перенести на наши склады и приставят охрану.

— То есть?!? Московитам уже не нужен порох и хорошее сукно?!

Хлебнув

сидра, Энтони пожал плечами:

— У голландцев ткани лучше и тоньше наших, и везут они их гораздо больше. Что касается пороха, то еще мой предшественник в своих докладах описывал, как по царскому указу устраивались большие селитряные ямы во всех городах Русии. Семь лет тому назад, если я верно помню — и вот, видимо собрали первый, хм, урожай.

Поглядев на потирающего висок консула, главный агент осторожно добавил:

— Голланды так же везут хорошую селитру. Еще индийские специи и дерево драгоценных пород — лорд-казначей Ховрин щедро платит за них, и даже выдает разрешения на покупку необработанной пеньки и отборного корабельного леса. Или снижает цену на уже готовые канаты и парусину. Готовый порох почти перестали закупать…

От выражения лица влиятельного акционера английской торговой Компании сидр начал понемногу киснуть. К счастью, его приятный вкус спасло появление слуги, прямо от порога коротко поклонившегося хозяину-нанимателю.

— Прибыл? Ну так веди его сюда!

— Он не один, сэр.

— Сколько с ним людей?

— Всего один, сэр.

— Болван! Немедленно веди его!..

Увы, но верный Джон не успел выполнить хозяйское распоряжение, едва не полетев на грязный пол от сильного толчка в спину: шагнув в кабинет, поздний гость недовольно пробурчал на неплохом английском:

— Не стой на пороге, дубина.

Встав возле двери, пришелец внимательно огляделся, чутко прислушался, и только после этого стянул с головы глубокий капюшон черного плаща, делающего его похожим на священника в рясе. Улыбнувшись вскочившему на ноги хозяину подворья так, будто встретил очень близкого родича после долгой разлуки, молодой мужчина в шитой серебром одежде сделал десяток шагов и дружелюбно распахнул руки:

— Антоша!..

За спиной царского секретаря из сумрака дверного проема вынырнул еще один плащеносец, скромно вставший рядом с ожидающим приказаний слугой.

— Джон, неси рейнского!

— О-о, я вижу ты не забыл мои вкусы?

— Ну как можно, Найфен! Ты же знаешь, что в этом доме ты всегда желанный гость.

— Приятно это слышать…

Несмотря на дружеское общение взгляд улыбчивого русского оставался холоден: таким он остался и после того, как агент Дженкинс представил достопочтенного консула и паройф раз объснил его высокое положение в английской торговой Московской компании. Лишь когда сэр Уильям очень выразительно указал гостю на небольшой, но очень тяжелый сундучок, атмосфера за столом действительно стала дружелюбной.

— Мы готовы заплатить. А вы готовы… К своей части сделки?

Сделав пару мелких глотков, молодой лорд Кондроу утвердительно кивнул:

— У меня есть для вас опытный мастер, который три последних

года работал с тульским укладом. Он умеет готовить руду, знает все нужные добавки, их пропорции, устройство печей и согласен на переезд в вашу страну: мои люди приведут его и второго умельца вместе с их семьями на ваш корабль в Нарве, а дальше… Дальше вы уже сами договаривайтесь с ними о плате за их услуги.

Помолчав, Меррик утвердительно кивнул:

— Это нам подходит. Второй мастер?

Поморщившись, Найфен отпил прекрасного рейнского вина.

— Не мастер, а подмастерье. Знает все необходимое, и уже два года самостоятельно делает и расписывает большие сервизы. Один из лучших в этом, но немного горделив, и очень обижен на полноправных мастеров…

Англичане тут же понятливо закивали, будучи не понаслышке знакомы с порядками в европейских ремесленных гильдиях: там иные нелюбимые ученики тоже годами и десятилетиями ходили в подмастерьях — а случалось, что и умирали в этом статусе.

— Теперь ваша очередь меня радовать. Антоша?

Дженкинс машинально кивнул, но «радовать» начал все же консул: демонстративно вытянув из глубин камзола пару ключей с затейливой бороздкой, он дошел до сундучка и начал возиться с его замком. Настоящим произведением искусства от итальянских мастеров — настолько надежным, что даже хозяину потребовалось на его открытие не меньше трех минут. Распрямившись, сэр Уильям показал внимательно наблюдающему за ним московиту характерно увязанные и опечатанные горловины кожаных кошелей. После чего вернулся обратно и положил перед ним же небольшой тубус, запечатанный личной печатью государственного секретаря королевы Елизаветы — лорда Уильяма Сесила, первого барона Берли.

— Та-ак!?

Без малейшего почтения сломав сургуч, молодой лорд осторожно вытянул под зыбкий свет десятка свечей рулончик тонко выделанной кожи — оказавшейся всего лишь обложкой дорогого белого пергамента, с подвешенными к нему на двух шелковых шнурах печатями. Не торопясь его читать, он для начала внимательно рассмотрел оттиски.

— Хм, подлинные. Благостно!

Пока англичане переглядывались, Найфен начал читать королевский указ-пожалование, в котором источник чести в виде Ее величества Елизаветы Первой Тюдор наделял этой самой честью барона Кондроу. Вводя его тем самым в ряды низшего пэрства королевства Англии и Ирландии, с дарованием за особые заслуги перед короной наследуемого потомством менора. В той самой Ирландии, ага.

— Младшее баронство?!? У вашей королевы что, не нашлось для меня вотчины побольше и получше?

Успокаивающе улыбнувшись, консул Уильям Меррик мягко заметил:

— Но мы ведь только начали как следует дружить? Еще несколько похожих сделок, и даю слово — Правление нашей компании походотайствует перед Ее королевским величеством о награде, достойной ваших несомненных талантов. Вы определенно достойны большего!

Немного помолчав, личный царский секретарь неохотно кивнул, соглашаясь с прозвучавшими условиями. Свернув указ о своем баронстве, и бережно уложив обратно в тул, лорд Кондроу спокойно скрыл его в глубинах своего плаща.