Государево дело

Оченков Иван Валерьевич

– Да здравствует Император! – перекрыли его последние слова, выкрики «соглашателей».

– Клим, – обернулся я к своему спутнику. – Договорись о встрече со всеми делегатами.

– А с Хотеком?

– С ним в первую очередь!

Как я и предполагал, граф Хотек и Фердинанд Баварский остановились вместе, сняв для себя большой дом неподалеку от Старой Ратуши. Ратуш, к слову, в городе несколько. Есть Старая, есть Новая, которой тоже уже лет двести, а вдобавок к ним такие же учреждения имеются во всех крупных районах. Кроме того, Брауншвейг

наряду с Парижем и Гентом «славится» своим буйным населением и склонностью к разного рода «революциям», называемыми тут «сменами». Городской нобилитет, состоящий из крупных негоциантов, враждует с цехами ремесленников, те, в свою очередь, с торговцами поменьше и все вместе они готовы дружно вцепиться друг другу в глотки, а уж про «любовь» к бывшим сюзеренам и говорить нечего.

От прочих фахверковых [106] домов резиденция курфюрста и посланника императора отличалась только размерами и стражей. Несколько угрюмых здоровяков в кирасах и шлемах морионах, вооруженные алебардами, неприязненно покосились на меня и моих спутников, но, видимо, будучи заранее предупрежденными о визите слегка посторонились.

– Проходите, – мрачно пробасил старший из них.

– Проходите, Ваше величество! – со значением в голосе поправил его Михальский, положив руку на эфес своей корабелы.

106

Фахверковый дом. – Дом каркасной конструкции, характерный для Северной Европы.

– Ваше Величество, – не стал спорить начальник караула. – Вы можете пройти, но вашим спутникам придется остаться здесь или сдать оружие.

– Да как ты смеешь, пся крев! – заревел литвин и если бы не моё вмешательство, дело наверняка дошло бы до смертоубийства.

– Отставить, – коротко велел я, и положил руку на плечо своего телохранителя. – Подожди меня здесь, дружище.

– Государь, позвольте мне пойти с вами? – раздувая ноздри от гнева, попросил он. – Если понадобится, то я справлюсь и без сабли!

– Нет, – покачал я головой. – Со мной пойдет Рюмин, а ты останься здесь.

– Как вам будет угодно.

– Но если наш визит затянется, то…

– Будь покойны, государь, мы разнесем этот дом по камешку! – пообещал мой телохранитель.

– Я на тебя надеюсь.

Посланцы императора приняли нас в небольшой комнате скудно освещенной сквозь маленькое окошко лучами заходящего солнца. Фердинанд Баварский сидел в высоком кресле с молитвенником в руках, но, увидев меня, поднялся и наклонил голову в знак приветствия. Чех проявил больше почтения, что, в общем, неудивительно. Всё-таки он по сравнению имперским князем, каковым я был прежде, мелкая сошка. Что уж тут говорить о царе всея Руси.

– Мы счастливы приветствовать Ваше Царское Величество в нашей скромной обители! – начал Хотек голосом, в котором не чувствовалось ни малейшего энтузиазма.

– Взаимно, граф, – хмыкнул я, усаживаясь на стул.

– Прикажете подать Вам вина, или может быть закусок?

– Благодарю, я сыт.

– Тогда, быть может, вы расскажете нам о цели

своего визита? – подал, наконец, голос епископ.

– Разумеется. Клим, изложи этим господам суть наших предложений императору.

Продолжавший стоять Рюмин, тут же развернул лист бумаги и стал зачитывать его содержимое:

– Мы, Великий Государь, Царь и Великий князь Всея Руси и прочая и прочая, предлагаем возлюбленному нашему брату Кесарю Римскому Фердинанду союз против султана Османа II…

– Что? – удивленно переспросил архиепископ, перебив Клима. – Возлюбленного брата?

– А что вас так удивляет, Ваше Преосвященство?

– Вы всерьез полагаете себя равным императору?

– А почему нет.

– Но это неслыханно! – возмутился курфюрст. – Император Священной Римской Империи – высочайший титул среди христианских государей!

– Осмелюсь напомнить, господа, – подал голос Рюмин, – что в переписке между Москвой и Веной, блаженной памяти государь Иван Васильевич именовался не иначе, как «Божьей милостью Цесарь, Владетель всероссийский и Великий князь»!

– Но Его Святейшество Папа не признает этого титула!

– И сколько полков может выставить Павел V?

Пока озадаченные посланцы императора переглядывались между собой, я продолжил «ковать железо, не отходя от кассы».

– Послушайте, господа. Это мое предложение вашему сюзерену и только ему решать, принять его или нет. Мы можем стать союзниками, можем соблюдать нейтралитет, а можем начать вражду. Выбор за ним.

– Мы передадим Ваше послание, – хмуро отозвался Хотек и тут же задал вопрос: – Ваше Величество, а известно ли вам, что Оттоманская Империя находится в состоянии войны с Речью Посполитой?

– И у поляков не так много шансов отбиться, – кивнул я. – Во всяком случае, пока Владислав занят войной, которая его совершенно не касается.

– Очень может быть, – покивал головой чех. – Но как вы думаете, куда направятся турки, если победят?

– Кстати, я совсем забыл поздравить Ваше Величество с взятием Азова, – добавил баварец и впервые за время разговора позволил себе скривит губы в усмешке.

– Спасибо, – вернул я ему улыбку. – Но знаете, что самое интересное? Мне ничего не стоит приказать казакам оставить его. Представляете ситуацию? Султан Осман II соберет армию и уже приготовится выступить, как придет известие, что цель достигнута, и нет никакой надобности тащиться по степям. Даже не знаю, что он предпримет в таком случае? Может снова ударит с освободившимися войсками по Речи Посполитой, а может, пойдет на Вену… Кто знает?

– Или на Персию? – пытливо взглянул на меня Хотек.

– Тоже возможно. Кстати, у меня с шахом Аббасом прекрасные отношения.

– Что вы хотите этим сказать?

– Ничего, кроме того, что персы и турки могут урегулировать свои разногласия, а могут сойтись в новом противостоянии. Всё в руках Божьих, не так ли?

– Аминь, – кивнул архиепископ и осенил себя крестным знамением.

– Ну, вот и поговорили, – решительно поднялся я со своего места. – Доброй ночи, господа. Нам надо поторапливаться, а то мои спутники, оставшиеся на улице, могут превратно истолковать такое долгое отсутствие.