Государи и кочевники. Перелом

Рыбин Валентин Федорович

— Вы пришли ко мне после того, как поговорили с доктором Студитским? — спросил Скобелев.

— Ах, Михаил Дмитриевич, но он же прав! Во всем прав! Я не понимаю, зачем вам понадобился Вами!

— Ваше сиятельство, — попросил генерал, — я очень прошу — не вмешивайтесь в дела военных, а в мои тем паче. Лечите себе на здоровье больных и раненых. Если нужна Красному Кресту какая-нибудь помощь — в деньгах или продовольствием, — я окажу ее тотчас. Что касается похода и занятия Вами, это вас не должно интересовать.

— Нет, генерал, вы должны внести полную ясность, — обиделась графиня.

— Хорошо, ваше сиятельство, — сказал Скобелев и крикнул, повернувшись

к тахте: — Гродеков, Петрусевич, Эристов и вы, доктор, прошу ко мне!

Все собрались у него в комнате. Он достал из полевой сумки бумагу, и сказал:

— Никаких сражений и кровопролитий не будет, если текинцы безоговорочно примут мой ультиматум. Вчера ночью принято решение отправить гонца с этой бумагой в Ахал. Ханы должны сложить оружие и выйти из крепости с хлебом-солью. Будут они благоразумны — буду благоразумен и я. Что касается Вами — это селение избрано в качестве главного опорного пункта. Весь центр тяжести переносится на Вами. — Командующий строго посмотрел на Студитского. — Всем, чем вы занимались в Кизыл-Арвате, доктор, вам необходимо заняться в Вами… Продовольственные и вещевые склады, госпиталь, баню, столовую, жилые бараки — все это надо строить. Что касается вашей предполагаемой докладной Обручеву о моих действиях, скажу вам следующее… На военном совете у государя командующий Кавказским округом великий князь Михаил Николаевич оговорил право распоряжаться моей экспедицией. Так что, господин доктор, жалуясь на меня, вы подаете жалобу на князя Михаила и самого государя императора. Советую вам воздержаться.

Капитан промолчал.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

I

Сотня джигитов Тыкмы-сердара, разделившись на несколько групп, стояла на копетдагских высотах Бендесенского перевала. Несколько дней назад Тыкма отправил ответное письмо Скобелеву от ханов Ахала. В письме содержался категорический отказ и резкое предупреждение: если ак-паша переступит через перевал, то будет уничтожен со всем его войском. Сейчас Тыкма, сидя на коне, оглядывал дорогу в Ходжа-Кала и ждал появления царских войск. Тыкма был в легком текинском халате и тельпеке, за поясом револьвер, в руках, поперек седла, английский винчестер, в ножнах — сабля. Настроенный воинственно, он все же допускал мысль: «А может, ак-паша струсит, не полезет в бой? Он должен знать, что на моей стороне англичане!»

В сизой рассветной дымке утопали седловины гор. Выше, в каменных рубцах, белел снег и огненные лучи солнца уже ощупывали вершины. Далеко-далеко в синеве рассвета над Ходжи-Кала взлетела зеленая ракета. У Тыкмы-сердара екнуло сердце. Он был давно знаком с этим сигналом — русские солдаты двинулись в путь.

— Акберды, — сказал тревожно Тыкма сыну, — поезжай, предупреди Софи, чтобы был готов. Если их мало — вступим в бой, если идет весь отряд, спустимся в долину.

Тыкма-сердар посмотрел с горы вниз. Там, все еще окутанный мраком ночи, лежал Ахалтекинский оазис и прилегала к нему необъятным пространством Каракумская пустыня.

Акберды пустил коня по откосу и вскоре выехал на соседнюю гору. Тыкма вновь стал смотреть на дорогу. Не двигаясь, то и дело задерживая дыхание, он прислушивался к утренней тишине. Наконец дернул уздечку: «Идут!» Острый слух сердара уловил отдаленное ржанье лошадей и стук копыт. Чтобы убедиться, не ошибся ли, Тыкма слез с коня и приложился к дороге ухом. Тотчас вновь разогнулся и вскочил в седло: «Идут!»

Выехав еще выше, на самую вершину, Тыкма достал из хурджина подзорную трубу

и вскоре поймал в оптический круг с десяток едущих на конях казаков. Самые первые держали в руках пики с флажками. «Дозор, — отметил про себя Тыкма. — Основные силы еще далеко». Но вот заклубилась над горами пыль и показались вдали конные отряды: один, второй, третий. За ними шла пехота. Дальше стоять не было смысла, и Тыкма сказал джигитам:

— Ну-ка, друзья, испробуем английские ружья. Подпустим на пятьсот шагов.

Сам он тоже вскинул над гривой коня винчестер, загнал патрон в патронник и стал целиться. Не дожидаясь, пока кто-то выстрелит, нажал на спусковой крючок первым. Грянул выстрел. Русский казак качнулся в седле и сполз с лошади. Тут же прогремело еще несколько выстрелов, и еще два казака упали с коней. Но через секунду-другую засвистели над головой сердара русские пули. Едущие за дозором кавалеристы пустили лошадей вскачь, стреляя на ходу по джигитам. Тыкма повернул коня и поскакал к перевалу…

К полудню всадники Тыкмы-сердара съехались в селении Арчман. В стычке потеряли двоих. Тыкма приказал везти убитых в крепость и там похоронить. Сердар спешил: надо было поскорее сообщить Махтумкули, Омару и другим о вторжении скобелевского отряда. Все время пришпоривая коня, он подгонял других, чтобы не отставали, и к вечеру перед ним распахнулись ворота текинской крепости.

Предводители встретили сердара возле большой белой кибитки. Тыкма слез с коня. Ступив на землю после долгой езды, ощутил боль в ногах: возраст уже давал о себе знать, — недавно Тыкме исполнилось пятьдесят пять.

— О чем думали, то и произошло: кого не хотели видеть, тот идет, — сказал он. — Шесть казаков мы подстрелили, но и наши двое погибли от их пуль. Скобелев идет через Бендесен. Не сегодня завтра будет здесь.

Ханы молча выслушали Тыкму. Омар, повздыхав над погибшими джигитами, сказал:

— Они умерли геройской смертью в битве с капырами. Надо похоронить их со всеми почестями.

Оразмамед сразу распознал намерения Омара, подумал: «Не жалостью к этим двум болит твое сердце. Болит оно иным недугом. Ты боишься, как бы не заколебался народ перед русскими. Как бы не склонил хан Мамед Аталык геоктепинцев в сторону мира с русскими. Если такое случится, англичане тебе не простят». Вслух Оразмамед сказал:

— Зачем воспалять сердца у людей? Разве без этого горя мало?

— Мы не только воспалим, но и объявим джихат [16] скобелевским солдатам, — с достоинством произнес Омар. — Кровь погибших джигитов русские оплатят десятикратно. Махтумкули, — обратился он к главному хану, — надо уничтожить всех христиан, находящихся у нас в плену. Предлагаю отдать их в руки Оразмамеда. Он побывал в руках русских, пусть теперь покажет нам свою любовь к ним. — Омар тихонько засмеялся.

16

Д ж и х а т — священная война.

Оразмамед побледнел. О, этот мудрый ишан умеет мстить. Всего несколько добрых слов сказал Оразмамед о русском докторе, но теперь Омар использует их в качестве мести.

— Ты сомневаешься во мне? — усмехнувшись, спросил Оразмамед.

— Да, Оразмамед, — сказал тот спокойно. — Я знаю, что ты иногда заходишь к Мамеду Аталыку, а он давно льет воду на руки русским.

— О чем вы говорите! — грубо вмешался в разговор Тыкма. — Я пленников привел из Ходжа-Кала, я и расправлюсь с ними.