Государи и кочевники. Перелом
Шрифт:
Желаю вам блестящего будущего и всяческих благ.
Пишите мне…"
Через неделю в кизыл-арватском укреплении появился генерал Анненков. Приехал навести порядок в связи со скорым прибытием начальника вновь образующейся Закаспийской области.
Генерал осмотрел улицы, бараки, новое здание управления железной дороги. Заехал в огромный двор строящихся железнодорожных мастерских: здесь уже поднялись стены цехов и весь Двор был заполнен строительным материалом. Отслужил обедню в деревянной церкви, только что доставленной из Астрахани, затем пожелал
— Не угодно ли, ваше превосходительство, осмотреть палаты?
— Отчего же не осмотреть? Ведите, сестрица.
— Халат, пожалуйста, накиньте на плечи. И вы, господа, — обратилась она ко всем.
Студитский тихонько сказал ей:
— Надежда Сергеевна, может быть, покормите генерала и гостей? Время обедать.
— Конечно, Лев Борисыч. У нас сегодня — украинский борщ.
Надя тотчас велела сестрам милосердия, чтобы накрыли столы, сама повела Анненкова, показывая ему палаты, кабинеты, объясняя, где что.
— Господин капитан, — сказал Анненков. — Я слышал, вы собираетесь открыть амбулаторию для туркмен?
— Да, собираюсь, да никак не соберусь, средств пока нет, — отозвался Студитский.
— А когда найдете средства, то где же разместится эта амбулатория? Неужели здесь, в госпитале?
— А вон тот, крайний кабинет и займу, — указал рукой капитан.
— Не советую, — отозвался Анненков. — Если слухи о вашей туземной амбулатории дойдут до великого князя, он не помилует.
— Вы, господин генерал, страшились кочевников, а они вам помогли дорогу вдвое быстрее построить, — заметил Студитский.
Анненков растерянно кашлянул, пригладил усы и ничего не сказал. Обиделся.
— Господин генерал, теперь извольте посетить нашу столовую, — пригласила Надя.
Анненков кивнул и последовал за старшей сестрой милосердия. Войдя в столовую, он посмотрел на стены, затем на потолок и остановил взгляд на кухарке и Джерен, которые стояли у раздаточного окна.
— Доктор, а почему у вас здесь туземка?
— Какая туземка?
— Ну вон же стоит с тарелками!
— Это посудомойка, господин генерал. Я разрешил ей служить в госпитале.
— Что?! — возмутился Апненков. — Вы взяли в военный госпиталь туземку?! Да как вы посмели, капитан! Туркмен вы мне привели на дорогу — это куда ни шло: у меня там пески да такыры. Но здесь-то военный госпиталь!
Джерен, услышав грубый голос генерала, юркнула в боковую дверь и вышла во двор. Надя стыдливо опустила глаза, по сразу же подняла их, полные упрека.
— Господин генерал, вы несправедливы к бедной женщине. И к доктору Студитскому тоже. Что же плохого, что в госпитале у нас работает туркменка?
— Ну, ну, сестрица! Вы, кажется, обещали покормить нас прекрасным обедом?
— Пожалуйста, господин генерал, садитесь, стол накрыт.
Все сели. Сестры милосердия начали обслуживать генерала и его свиту. Принесли украинский борщ.
— Не знаю, что сказать о вашем борще, сестрица, но хлеб, прямо скажем, — отменный. Кто у вас печет эти пышки?
— Туземка, которую вы прогнали, — сказал Студитский.
Анненков не ожидал такого ответа, явно растерялся.
Надя поняла его состояние.
— Господин генерал, Джерен — замечательная женщина.
Анненков помолчал, затем с деланным удовольствием вдохнул запах чурека:
— В самом деле, господа, хлеб бесподобно вкусен. Вы, сестрица, — попросил он Надю, — приласкайте туземку. Скажите ей, это я так, по ошибке накричал.
— Спасибо, господин генерал.
В воскресенье кизыларватцы потянулись к железной дороге. Там играл духовой оркестр, а подальше, возле ущелья, артиллеристы возились с пушкой, чтобы отсалютовать, когда поезд с начальником области приблизится к поселению. Казаки на лошадях, пехотинцы в парадной форме, солдаты железнодорожного батальона, рабочие-путейцы из смоленских мест, дехкане, персы и курды из-за гор — все сошлись и съехались на встречу. Солнце уже взошло и стало припекать. Трубачи устали дуть в медные трубы. Медики и повара уже направились к себе в госпиталь. И тут грохнула пушка и полетели ввысь зеленые ракеты.
— Идет! Ур-ра-а! — закричал начальник гарнизона.
— Ура! — закричали стоявшие в шеренгах солдаты.
Вновь загремел оркестр, и вскоре паровоз с вагонами показался вдали. Вот он сбавил скорость, тихонько подошел к станции и зашипел парами, отчего толпы шарахнулись в стороны.
Из первого вагона вышел начальник Закаспийской области генерал-лейтенант Рерберг. Остановился, оглядывая собравшееся воинство и прочий люд, поднял приветственно руку. Он был в парадном мундире, при всех регалиях. За ним спустился с подножки Анненков. Далее хлынули из тамбура офицеры штаба, инженеры, промышленники.
Анненков подождал, пока утихнет шумная волна приветствий, и представил нового начальника.
Рерберг снял фуражку, обнажив мясистый складчатый затылок, промокнул лоб носовым платком, снова надел головной убор и произнес, приглядываясь к толпе цепкими серыми глазами:
— Весьма рад, господа, весьма рад познакомиться. И с офицерами, и с нижними чинами, а также со статскими лицами. Будем служить вместе, будем жить дружно. Дел много, я бы сказал, дел непочатый край. Одних аулов в области более трехсот.
С многочисленной свитой он проследовал в гарнизон лабинцев. Там осмотрел казармы и конюшни, пообедал, отдохнул и вечером отправился к крепости, чтобы взглянуть на скачки.
Худайберды поджидал его в форме прапорщика. На нем не очень ладно сидел мундир с погонами и фуражка, но что поделаешь? Он вместе с другими именитыми людьми побывал в Петербурге, получил офицерское звание и полмесяца назад вернулся домой. Вернулись и другие. Софи и Оразмамед стали тоже прапорщиками, а Тыкма — майором.