Государи и кочевники
Шрифт:
— Там, — указал юноша на берег. — Лодку чинит.
От кибиток и от святого места — «кладбища Сеид Мерген», представлявшего собой небольшой двор, огороженный густыми кустами гребенщика, с боязливым любопытством приблизились в драных шубах и старых тельпеках туркмены. Позвали самого Кеймира. Он пришёл с берега — высокорослый, в хивинской шубе и тельпеке. Поздоровавшись с Якши-Мамедом и другими атрекцами, хмуро сказал:
— А я думал, Веллек опять в звёзды стреляет.
— В какие звёзды? — полюбопытствовал гость.
— Вон в те, — показал на небо Кеймир и пояснил: — Ничего не могу с мальцом сделать! Говорю ему: каждая звезда величиной больше нашего острова, а он смеётся и обманщиком меня считает. Я, говорит, уже штук сорок твоих звёзд подстрелил. Попросил
— Кеймир-хан, я вижу, сын у тебя настырный, но стоило бы его к ишану отвезти. Пусть ума-разума наберётся. Да ты и сам бы мог давно объяснить, для чего аллахом созданы звёзды. По этим звёздам умные люди гороскоп составляют, судьбу человеческую предсказывают.
Кеймир пригласил гостей в кибитку, разжёг очаг. Скоро в юрте стало тепло. Жена хозяина, красавица-персиянка Лейла, принесла полные горячие чайники. К чаю поспешили постоянные жители острова — беглецы с Челекена и богомольцы. Расселись в кибитке, у входа и на дворе. «Сколько же их? — с недоумением подумал Якши-Мамед. — И откуда они?» Кеймиру осторожно сказал:
— Вижу, Кеймир-джан, у тебя своя армия появилась. Стоило тебе стать ханом — и люди все к тебе. Откуда они?
Кеймир не ответил, заговорил о другом, сделал вид, что не слышал вопроса. Гость ещё больше заинтересовался: «В самом деле, откуда столько народу? Чем они питаются? Не баранами же Кията! А может быть, за счёт его овец и живут? На острове около тысячи баранов пасётся!»
— Кеймир-хан, я спросил об этих людях, а ты мне не ответил…
— Якши-хан, разве сам не видишь, откуда они? Если б как следует пригляделся, то узнал бы. Вот Курбан, вот Меле, вот Аллаберды — все они челекенские. Все бежали от твоего отца. Кормит плохо, одежду совсем не даёт, а работать заставляет, как ишаков. Рано утром, ещё затемно, люди на колодцы отправляются, а приходят домой глубокой ночью. Весь день черпают нефть и всегда виноваты: только и слышат «мало, мало, мало!» А в последнее время отец твой совсем грубым стал. Бьёт батраков, в ямы сырые связанными бросает. Знаешь, почему оказался здесь вот этот? — Кеймир указал на юношу в отрепьях. — Его отец упал в нефтяной колодец, кое-как вытащили, отмыть хотели, к Кияту за мылом побежали… Не дал хан, сказал только: «Эти твари по земле не научились ходить, в колодцы падают, а я о них должен заботиться!» Вот какой твой отец… Прости меня, Якши-хан, за правдивые слова. Народ бежит от него. И если он и дальше таким будет, то, боюсь, все батраки Челекена здесь, у меня, окажутся.
— Сколько их на острове? — после тяжкого молчания спросил Якши-Мамед,
— Много, Якши-хан… Человек сто будет, не меньше.
— Чем же кормятся они у тебя?
— Тем же, чем и я сам. Рыбы вокруг острова много, парусник мой в исправности. Кроме рыбы, тюленей бьём, жир в Табаристан каджарам возим, шкуры на тулуны идут. Пока лодка есть — жить можно. А вообще-то бывают дни — и голодными люди сидят.
— А овцы? — вкрадчиво спросил хан.
— Об этом спроси чабанов, Якши-хан. Если скажут: «Кеймир берёт»— поступай со мной, как хочешь.
— Да, Кеймир-хан, невесёлые дела, — подытожил Якши-Мамед. — Отец мой, действительно, из ума начинает выживать. Люди бегут — это последнее дело для хозяина…
В полдень атрекцы попрощались с Кеймиром, сели в киржим и отправились на Челекен. День выдался погожий: волны почти улеглись, небо голубое, кое-где проглядывали белые, как снег, облака, горизонт просматривался во все четыре стороны. Час пути — и завиднелся остров Челекен — грузное серое чудовище, залёгшее в синем море. В то время как Султан-Баба управлял парусом, а другие безмятежно спали, укрывшись чекменями, Якши-Мамед сидел полусогнувшись у борта и сосредоточенно смотрел на приближающийся остров. «Люди бегут, — думал он тоскливо. —
Челекен был уже отчётливо виден. Киржим шёл вдоль обрывистого жёлтого берега, от которого тянулась поперёк острова возвышенность Чохрак, и по обеим её сторонам виднелись колодцы, и работали батраки. На верблюдах, на арбах везли они тулуны к берегу, сваливали на песок, закрывали грязными промасленными войлоками и присыпали сверху песком, чтобы нефть случайно не загорелась. Весной приплывут парусники купца Мир-Багирова и увезут эту нефть к персидским берегам. На участке, где находились колодцы Якши-Мамеда, не было ни души. Якши-Мамед огорчился: «Видно, плохо идут торги, если даже отец из моих колодцев нефть не берёт». Проплыв мимо аула Булат-хана и Мирриш-бая, киржим обогнул остров и зашёл в Карагельский залив. На синей глади моря у возвышенного берега стояло с полсотни киржимов, а на пригорке — войлочные кибитки. Правее виднелись мечеть ишана Мамед-Тагана-кази и кладбище.
Увидев причаливающий к берегу киржим, жители спустились вниз: сначала кучка детей, затем женщины и несколько мужчин в чёрных тельпеках и длинных чекменях. Детвора, узнав, что приплыл Якши-Мамед, кинулась сообщить добрую весть хану и получить «бушлук» — подарок. Пока мореходы закрепляли киржим и опускали парус, из своей белой восьмикрылой кибитки вышел Кият. Щурясь, он поднёс руку ко лбу и так стоял, высокий, сутулый с белой бородой и тяжёлой тростью. Когда приезжие не спеша поднялись к ханскому подворью, патриарх приставил трость к те-риму юрты и степенно обнял и похлопал по плечам сына. Другим показал на соседнюю юрту, чтобы шли отдыхать и насытиться с дороги.
— Как доехал, сынок? — спросил он, пропуская Якши-Мамеда вперёд себя в кибитку.
— Хорошо, отец. Ветром немного потрепало, но это не беда. Другой бедой хочу огорчить: пришлось отдать Санькину рыбу Багир-беку за бесценок. Вот и талаги наши… — Он вынул из-под полы грузной хивинской шубы талаги, отдал отцу и принялся в подробностях рассказывать обо всём, что случилось. Кият слушал внимательно и насторожённо. Седые кустистые брови старца то надвигались на зеленоватые выцветшие глаза, то ползли на морщинистый лоб. Выслушав, он долго смотрел на ковёр, в одну точку, наконец произнёс:
— Нам давно известно, что Мир-Багиров персам служит. Разве ты забыл, кто натравил против меня астраханского губернатора?
— Помню, отец…
— Теперь многие царские перешли на сторону моего заклятого врага, — продолжал Кият-хан. — Баку— за него, Астрахань — за него, командующий Кавказа барон Розен тоже начинает юлить, а посол русский в Персии помогает Багир-беку торговать нашими богатствами. Но самое постыдное то, что и я преклоняюсь перед своим врагом. Как проживёшь без него, сынок? Сам посуди: в Персию везти нефть опасно, шахские войска в Астрабаде стоят. В Энзели плавать русские не разрешают, говорят, подрываешь бакинскую торговлю. В Астрахань губернатор не пускает. Приходится за бесценок продавать нефть Багир-беку. А он везёт её в Энзели, будто бы это бакинская нефть, и никто его не трогает. Начальник морской охраны Басаргин тоже немало имеет от его барышей. Вот такие дела, сынок…