Государства и народы Евразийских степей: от древности к Новому времени

Султанов Турсун Икрамович

Такова была, в самых общих чертах, этнолингвистическая карта Средней и Центральной Азии до образования той кочевнической империи в Центральной Азии, которая была создана племенным союзом хунну (гуннов), оттеснившим юэчжей и многочисленные сакские племена в Среднюю Азию.

Хотя сами гунны не относились к числу «алтайских» этносов, внутри гуннской конфедерации преобладали племена, говорившие, по-видимому, на древнейших тюркских языках; следует учесть, что в лингвистическом отношении кочевые племена, входившие в состав гуннской империи, не были однородны.

Проникновение прототюркских и протомонгольских племен на запад началось рано; уже у приуральских ираноязычных

саков антропологи фиксируют монголоидную примесь. Именно «алтайские» племена были основными носителями монголоидного физического типа. Среднеазиатские и казахстанские степи в I тыс. н. э. были очагом постоянных языковых и культурных контактов иранских, угорских (приуральских) и «алтайских» племен. Однако, вероятно, лишь после начавшегося на рубеже н. э. движения на запад племен в степной зоне Средней Азии начинают складываться тюркоязычные общности [Пуллиблэнк, 1986; Дёрфер, 1986].

В IV–V вв. н. э. в Поволжье и Западном Казахстане консолидируются так называемые огурские племена, самым крупным из которых стали в V в. болгары. Они говорили на одном из архаичных тюркских языков. По отдельным словам и грамматическим формам, сохранившимся в письменных памятниках и отразившим язык волжских и дунайских болгар (до славянизации последних), установлено, что болгарское наречие было историческим предшественником современного чувашского языка; его элементы сохранены также у татар Поволжья, гагаузов, кумыков и некоторых других тюркоязычных народностей [Бенцинг, 1986].

Все эти этнолингвистические процессы связаны с изменениями, которые на протяжении многих столетий происходили в глубинах Центральной Азии и на Дальнем Востоке, с изменениями, которые породили мощные миграционные потоки, сотрясавшие цивилизации Средней и Передней Азии, а затем Европы на протяжении более тысячелетия. Именно на востоке Великой Степи родилась кочевая государственность того типа, который был свойственен протогосударственным и государственным образованиям кочевников Средней Азии и Казахстана.

Срединное царство и «Страна демонов»

В середине II — начале I тыс. до н. э. на востоке Евразии окончательно сформировались два отличных друг от друга хозяйственно-культурных региона — собственно китайский, в среднем и нижнем течении Хуанхэ, и центральноазиатский, охватывающий огромную территорию от Восточного Туркестана на западе до Южной Маньчжурии на востоке, от Гоби и Ордоса в излучине Хуанхэ до Тупы и Забайкалья.

В долине Хуанхэ сложился мощный очаг земледельческой и урбанистической цивилизации (археологический комплекс Аньяна), породивший свою архаическую государственность. По традиционной китайской историографической периодизации к древней истории Китая относятся эпоха династии Инь (Шан, XIV–XII вв. до н. э.) и эпоха династии Чжоу (XII–III вв. до н. э.). В свою очередь, эпоха Чжоу подразделяется на периоды Западного Чжоу (1122–771 гг. до н. э.), Весны и Осени (771–464 гг. до н. э.) и Борющихся Царств (463–222 гг. до н. э.). В конце XI в. до н. э. в надписи на бронзовом сосуде впервые употреблено сочетание Чжунго «Срединное царство» [Васильев, 1995, с. 223].

На большей части центральноазиатского региона основой хозяйственной деятельности стало полукочевое и кочевое скотоводство (кони, быки, овцы, верблюды), сочетавшееся с примитивными формами земледелия и охотой. Лишь в оазисах Восточного Туркестана, прежде всего в бассейне р. Тарим, сложилась на базе ирригационного земледелия оседлая культура. Племена, населявшие тогда Центральную Азию и Южную Сибирь, освоили металлургию бронзы и железа, металлообработку, колесные повозки, а затем и всадничество. Жилищем им служила полусферическая с коническим верхом войлочная кибитка, которую при перекочевке укрепляли на большой повозке, влекомой быками. Облик «предскифской» и «скифской» культур Центральной

Азии, восстанавливаемый археологами, дополняется письменными текстами, созданными в древнем Китае.

В иньских гадательных надписях на панцирях черепах и лопаточных костях животных северо-западные соседи иньцев именуются цянами, «лошадиными цянами» и «во множестве разводящими лошадей цянами». Позднее, в эпоху Чжоу, название цян исчезает и те же соседи именуются жунами. Северные и северо-восточные соседи названы ди, но они появляются в поле зрения китайской историографии лишь при описании событий VII–IV вв. до н. э. Возможно, часть племен ди относились к кочевникам «скифского» круга, что археологически засвидетельствовано находками бронзовых изделий — великолепными памятниками «скифского» искусства Ордоса и Внутренней Монголии.

Какие отношения сложились между обеими столь разными культурными общностями?

По словам крупнейшего американского исследователя древнекитайской цивилизации Хэрли Крила в «западночжоускую эпоху варвары играли в китайской истории в высшей степени важную роль. Они олицетворяли собой заклятого врага, противостояние которому требовало постоянного напряжения всех военных сил государства» [Крил, 2001, с. 135]. Особенно досаждали чжоуским правителям (ванам) племена жунов, обитавших к северо-западу от земель Чжоу, в Гуйфан «Стране демонов». О сражениях с ними и победах над ними многократно повествуют столь специфические для той эпохи тексты, как пространные надписи на ритуальных бронзовых сосудах, которые X. Крил назвал «самыми важными источниками, дошедшими до нас из чжоуских времен» [Крил, с. 322].

Предоставим слово современникам и участникам тех событий, жившим в конце XI–X вв. до н. э. Жунское племя сяньюней не раз угрожало столичному городу и ван отдал приказ полководцу Бо наказать беспокойных соседей. «[Полководец] Бо сказал [молодому] Бу-ци: „…Я повелеваю тебе следовать в колеснице в направлении Ло. Во главе моих колесниц напади на сяньюней возле Гаоиня. Да побольше отруби голов и захвати пленных! Смотри, не ввергни мои колесницы в беду!“» В следующем сражении противник разбит, захвачены пленные и трофеи: «Ши-гун отрубал головы и пленял врагов. Добыл 5 боевых колесниц и 20 телег, 100 баранов, о чем и доложил вану. Захватил 30 металлических шлемов, 20 треножников, 50 котлов, 20 мечей» [В. Крюков, 1985, с. 10].

Надпись на другом сосуде описывает более драматическую ситуацию — нападению подверглась столица. Более того, город был захвачен сяньюнями: «В 10-м месяце [предводитель] сяньюней Фансин напал на столицу. [Об этом] доложили вану. [Ван] приказал У-гуну: „Пошли своих доблестнейших воинов изгнать [сяньюней] из столицы“. В день гуй-вэй неприятель напал на Сюнь и многие жители были угнаны в плен. Дою, следуя по пятам сяньюней, устремился на запад. В день цзя-шэнь сразился у Чжу. Дою правой рукой рубил сплеча и брал пленных. Всего, при поддержке колесниц У-гуна, сразил 205 человек, 23 человек захватил живыми, добыл 107 вражеских колесниц… освободил пленных, [захваченных сяньюнями в] Сюнь. Затем был бой при Гун. [Дою], обезглавив в сражении 35 человек, двух взял в плен, захватил 10 колесниц… Затем он настиг противника у Чанцзя. Колесницы У-гуна поразили 115 [сяньюней], трое были взяты живыми. Но вот колесницы [противника] захватить не удалось, потому как все они были сожжены в сражении, а кони перебиты. Дою освободил людей угнанных [сяньюнями] из столицы… И ван сказал У-гуну: „Ты очистил столицу. Жалую тебя землями и полями!“ Гун лично сказал Дою: „Ты очистил столицу. Жалую тебя яшмовым украшением и бронзовым колоколом“» [В. Крюков, с. 11–12].