Государственная недостаточность. Сборник интервью
Шрифт:
– Пишешь ли ты по-прежнему стихи?
– Пишу стихи за своих героев, которые входят в романы. А их там много. Пишу стихи на случай. И все. Те обломки поэта, которые остались во мне на дне души, реализуются через прозу.
– Рисуешь ли сейчас?
– Только на полях страниц, чертей всяких, героев иногда, чтобы уточнить образ. Коллекционирую альбомы живописи: и русской, и мировой.
– Каков твой образ жизни?
– Самый традиционный. Живем мы в Переделкине, в доме, который я выстроил на пепелище. Женат я один раз, скоро будем отмечать тридцать лет. У меня дочь, она вышла замуж. Дочь живет со мной. Родила уже сына Егора. Сейчас она ждет, судя по всему, дочку. Еще у нас кошка и собака. Ричбек. Чисто писательская собака, деликатная, воспитанная,
– Получается, что ты, кроме литературы, кроме газеты, тянешь еще и по-патриархальному весь семейный воз.
– Я начал свою жизнь в общежитии и вступаю в зрелость в таком семейном общежитии.
– Удачи тебе во всех твоих ипостасях: и государственной, и литературной, и газетной, и семейной.
Интервью 2005
Праздник по средам
Юрий Михайлович Поляков – прежде всего большой писатель. Уже двадцать лет выходят в свет все новые его романы, повести, ставятся в театрах пьесы, снимаются фильмы по его киносценариям. И ничто не остается незамеченным, все получает в российском обществе резонанс. Поляков, безусловно, один из самых издаваемых и самых читаемых сегодня писателей. Но он и один из самых известных журналистов страны, почти четыре года является главным редактором «Литературной газеты». За это время ее тираж увеличился в два с половиной раза.
Сегодня с Ю. М. Поляковым беседует специальный корреспондент портала печатных СМИ Witrina.ru Юрий Казарин.
– Юрий Михайлович, давайте с вами поговорим не о литературе, не о писательских проблемах, а о делах журналистских. Но один «литературный» вопрос все же хочется задать. Не хотите ли как-нибудь прокомментировать заявление министра обороны Сергея Иванова на недавнем заседании правительства России, на котором обсуждались вопросы культуры и которое транслировалось по нескольким телеканалам?
– На том заседании, я помню, министр сказал, что в одной воинской части просмотрели библиотечные формуляры военнослужащих и увидели, что читают-то они всяческую, к тому же совсем не безобидную белиберду, вроде книжки «Убей мента». Но прежде чем обвинять современных писателей, как это сделал министр, я бы разобрался с теми, кто занимается комплектацией армейских библиотек, а это структуры самого Министерства обороны. Сейчас, после ухода государства из книгопечатания, выпускается масса всякой ерунды. Почему именно эти дешевые, издающиеся большими тиражами книги закупаются для армейских библиотек? Ведь выходит и много хорошего. Но к военнослужащим не попадают, к примеру, ни Распутин, ни Белов, ни Крупин. Уверен, что для армейских библиотек не выписываются книги замечательной серии «Жизнь замечательных людей». Видимо, в военное ведомство протоптали дорожки издатели совсем другой литературы. Писатели тут ни при чем.
– Традиционный вопрос: как вы сочетаете писательское творчество и журналистскую работу? Многие писатели принципиально не хотят заниматься публицистикой, журналистской «поденщиной» – мол, это мешает, портит стиль и т. п. Некоторые, напротив, утверждают даже, что журналистика помогает им и в литературных делах. Как у вас получается? Ведь вы практически всю свою писательскую жизнь сотрудничаете в газетах и журналах.
– Считаю, что профессиональный литератор должен уметь все – писать прозу, стихи, пьесы, сценарии. Что-то, конечно, может быть для него любимым, для меня сейчас это проза. Смело говорю: я умею все. Должен писатель владеть и публицистическим жанром. Бывают такие события, на которые нужно реагировать мгновенно. Когда-то там будет написан роман или повесть, киносценарий или пьеса! А откликнуться необходимо сегодня, завтра! В трудное для страны, для нашей литературы время на рубеже восьмидесятых-девяностых годов я освоил, скажем так, профессию колумниста и регулярно публиковал в газетах свои колонки. Таких публицистических материалов за все годы у меня набралось на целую книжку, и в прошлом году она вышла в свет, хорошо продается, отпечатан уже третий тираж.
Когда, готовя книгу к печати, я просмотрел
Думаю, не каждый может сделать, как я: собрать все свои статьи за многие-многие годы и издать их сегодня. Я это сделал, потому что всегда писал то, что думал, что чувствовал, и если заблуждался, ошибался, то честно, искренне. По моим тогдашним заблуждениям, например, видно, как пятнадцать лет назад манипулировали сознанием всего народа. Понятно, почему мы до сих пор выпутываемся из создавшегося в стране положения.
– Если говорить о сегодняшней российской журналистике, то она по принципиальной сути своей совсем не та, что была лет двадцать назад. Что вы о ней думаете?
– На мой взгляд, наша журналистика сыграла роковую роль в судьбе российской государственности в конце двадцатого века. Это вовсе не обвинение. Просто советская журналистика в силу ряда причин оказалась не готова к глубокому анализу серьезных процессов в жизни страны, которые пошли после перестройки. Она не увидела и не смогла раскрыть обществу действительные механизмы, пружины, движущие силы этих процессов. Те же люди, что занимались созданием и поддержанием советского мифа, занялись созданием другого мифа – антисоветского. Повторяю: обвинять нашу журналистику за это нельзя – просто она была так воспитана. Воспитана как мифологическая журналистика, и просто поменяла идеологический знак с коммунистического на антикоммунистический, вот и все. В этом и заключалось ее обновление в новых условиях.
Лишь благодаря отдельным талантливым людям, благодаря Богом данному им интеллекту она прорывалась изредка сквозь туман современности, провидела, что грядет. Но мало кто к этому тогда прислушивался. В те годы, помню, в одной газете была такая рубрика «Гранды гласности». Сейчас прямо-таки стыдно перечитывать, что писали под этой рубрикой «гранды» перестроечной журналистики. Стыдно, что взрослые люди, подчас с немалым жизненным опытом, несли такую, прямо скажем, ахинею.
И все же полбеды, если бы только эта ошибка была допущена, весь народ тогда ошибся, попавшись на лукавые посулы. Журналистика в известной степени подтолкнула народ именно к революционной ломке сложившегося в стране уклада, государственных и общественных структур, хотя можно было пойти эволюционным путем, постепенно, секторами перестраивая экономику и все остальное, не разрушая, не подрывая научный, военный, экономический, культурный потенциал, не теряя международный авторитет, не отталкивая союзников… Выбрали же китайцы такой путь. Наша страна пошла революционной дорогой, а революция – это взрыв, когда ломается, теряется почти все, что создано за прошлые годы. Да, наша журналистика была сформирована в советском обществе, где считалось, что революция – это благо, что поступательное развитие общества, прогресс, пусть и не так быстро, как хочется, всегда ведет к улучшению жизни людей, к процветанию страны. Нам и в голову не приходило, что развитие может пойти вспять, к резкому ухудшению жизни. Но, снова говорю, если бы только этой ошибкой все ограничилось, то претензии предъявлять было бы нелепо. Ошибались-то всем народом.
К сожалению, значительная часть журналистов в девяностых годах беззастенчиво, откровенно продалась разным политическим силам, ельцинской группе, олигархам. Многие журналисты, не скрывая, похвалялись до дефолта девяносто восьмого, какие деньги «имеют» и за что. Они превратились в идеологическую обслугу олигархических и политических кланов. Где уж тут думать о судьбе народа, участи страны! В газетной журналистике это было, может быть, не очень заметно, но на телевидении доходило до смешного: человек, вещавший с одного канала, переходил на другой канал и начинал утверждать подчас прямо противоположное тому, что говорил буквально вчера. Люди служили не делу, а лицам, кланам, мамоне. Говорить, что свобода слова была чуть ли не единственным нашим достижением в годы перестройки и становления демократии, – глупо. Мы воспользовались этой свободой слова, как ломом, а не как скальпелем.