Государственная недостаточность. Сборник интервью
Шрифт:
Так что за этим моим решением стояло, вообще-то говоря, свойственное российским литераторам понимание писательской деятельности как миссии, а не сугубо частного дела, как сейчас нам это пытаются навязать. В России писательское дело никогда не было частным.
– Вы пришли в газету чуть больше года назад. Как вы сами оцениваете те перемены, которые произошли в «Литературке» за этот период, что уже сделано, что еще предстоит сделать?
– Главное сделано: «Литературка» из газеты московской либеральной тусовки снова превратилась в газету всей российской интеллигенции. Первое, что мы сделали, – это расширили круг авторов. Кто печатался раньше, тот и до сих пор печатается, никому мы не отказали. Но мы вернули писателей, имена
Сейчас мы представляем весь спектр духовной жизни страны, начиная от консервативно-социалистической ориентации (если брать политическую составляющую литературы, потому что есть еще и эстетическая) и заканчивая крайне либеральной. И консервативное творчество, и авангард – это все у нас присутствует, но именно в тех пропорциях, в которых это есть в жизни. Мы отказались от элитарной ориентированности на московскую тусовку. То же самое и в отношении стиля. Первое, что я сказал, когда пришел: в «Литературной газете» этого птичьего постмодернистского языка, который непонятен даже самим его приверженцам, не будет. Мы так и сделали, и надо сказать, что реакция последовала мгновенно. За короткое время в несколько раз сократился возврат газеты из киосков, без всяких дополнительных вложений тираж вырос на 10 тысяч. Только за счет изменения отношения к читателю. Пошла почта, напоминающая во многом почту старой «Литературной газеты». Люди опять начали делиться своими надеждами, делать интересные предложения, высказывать сокровенные мысли.
– «Литературная газета» занимается восстановлением единого культурного пространства, вы публикуете литераторов из бывших республик СССР. Интересно, как вы оцениваете процессы, которые происходят в литературе русского зарубежья – дальнего и ближнего?
– Я считаю, что главная литература творится все-таки на родине. В чемодане можно увезти горсть земли, но горсть литературного процесса в чемодане увезти невозможно. Это иллюзия. Человек отрывается от родной почвы и теряет живую связь с социально-нравственной эволюцией общества, с языковым потоком, а это очень плохо для писателя. Заметьте, даже гиганты нашей эмигрантской литературы поднимали в основном ностальгические ретроспективные темы. Тем не менее мы стараемся печатать и такую литературу.
В бывших республиках идет свой литературный процесс. Мы публиковали интервью со многими ведущими деятелями культуры в республиках, и все они глубоко сожалеют о разорванном культурном пространстве, с ностальгией вспоминают единую советскую литературу. Потому что, чего греха таить, таджикский, литовский писатель – все они выходили в мировое литературное пространство через советскую литературу, через русский язык. Первое время они, конечно, хорохорились, но быстро поняли, что потеряли гораздо больше, чем приобрели.
Вот мы и стараемся восстановить историческую справедливость, потому что я глубоко убежден в том, что общество, которое у нас сложится в ближайшее десятилетие, будет представлять собой очень своеобразный симбиоз советской и постсоветской цивилизаций. А стремление полностью вычеркнуть советский опыт так же губительно, как попытка после революции полностью зачеркнуть опыт дореволюционной России. Поэтому одна из основных задач, которые я ставлю и перед собой, и перед коллективом, – быть объективными в освещении нашего недавнего прошлого и пореформенных лет. Мы провели очень интересную, имевшую большой общественный резонанс дискуссию, которая называлась «Десять лет, которые потрясли…». Это был крупнейший цикл полемических статей, где впервые за десять лет на одной площадке сошлись публицисты, писатели, политики всех направлений. Раньше было так: в «Известиях» спорят об одних нюансах, в «Завтра» – о других. Но в споре о нюансах не рождается истина, понять, что же с нами произошло, можно, только столкнув самые полярные мнения, причем столкнув их в дискуссии,
– Скажите, пожалуйста, а лично для себя вы что-то новое вынесли из этой дискуссии?
– Я вынес из этой дискуссии печальный вывод: если консервативно мыслящие деятели культуры и политики готовы к диалогу, то либеральное крыло абсолютно не готово. К сожалению, мы опять сталкиваемся с тем, с чем уже сталкивались в нашей истории: консервативные силы общества оказываются более толерантны, более готовы к компромиссу, социальному и идеологическому, нежели те силы, которые пишут на своих знаменах лозунги «свободы». Вот парадокс.
– Юрий Михайлович, что вы думаете о современном литературном процессе в России?
– Литература сейчас развивается очень динамично. Проблема заключается в том, что социальный статус литературы очень сильно понижен. Прежде всего, конечно, за счет снижения социального статуса самого писателя. И во-вторых, за счет отстранения писателей от электронных средств массовой информации, в основном телевидения. Жизнь так сложилась, что люди черпают сегодня основную информацию из телевизора. А телевидение у нас крайне идеологизировано. Но ведь честный и талантливый писатель, независимо от того, правый он или левый, всегда выступает с сомнениями. Так вот я очень давно не слышал писательских сомнений по телевизору. Зато телевидение назначает властителями дум людей, которые не имеют для этого никаких данных. И мы на телевидении имеем или ангажированных политических аналитиков со скошенными от вранья глазами, или откровенных шоуменов, которые говорят заведомую заказуху.
Я сам вел передачу на телевидении и сталкивался с этим неоднократно. Пытался стыдить своих коллег, но они мне говорили: «Тебе хорошо, тебя выгонят, ты будешь книжки писать. А мы что будем делать?»
– Российское телевидение сегодня абсолютно не интересуется Россией. Поэтому меня очень рассмешил министр печати и телевидения Лесин, который вдруг предложил разработать и принять федеральную программу по духовному воспитанию молодежи на основе идей патриотизма. О патриотизме заговорили вдруг и министр культуры, и министр образования. Неужели государственные мужи наконец-то поняли, что любовь к своей Родине – отправная точка в духовном формировании человека и возрождении России?
– О кризисе патриотического сознания я писал еще 10 лет назад. В 1992 году в «Комсомольской правде» была опубликована моя статья «Россия накануне патриотического бума», которая, кстати говоря, доставила массу неприятностей тогдашнему редактору Валерию Симонову. Я писал: патриотизм – это иммунная система государства, и выход из кризиса, какие-либо поступательные движения в обществе невозможны без опоры на патриотическое чувство.
Мы все время наступаем на те же самые грабли. В свое время разгромили патриотическое сознание, ориентировавшееся на духовные опоры, существовавшие в дореволюционной России. Но нельзя разгромить «царский» патриотизм, не затронув само патриотическое чувство. Сделали эту ошибку, потом в срочном порядке пришлось выстраивать советский патриотизм. Нашли, кстати говоря, очень разумную формулу: советский патриотизм – пролетарский интернационализм. У гражданина многонациональной страны должен быть своеобразный симбиоз патриотизма и интернационализма.
Потом, чтобы свалить советское государство, стали разваливать советский патриотизм. Но развалили не советский, а просто патриотизм. Теперь, когда перед страной стоит мощнейший исторический вызов, необходимость модернизаций, восстановления всего и вся, невозможно двигаться вперед, не восстановив в людях патриотическое сознание. Если не будет серьезных государственных программ в этом направлении, нас ждет, на мой взгляд, очень печальная участь.
Мне это было понятно еще в 92-м году, нашим государственным мужам понадобилось 10 лет, чтобы прийти к этому. Но так было всегда: писатель высказывает идеи намного раньше, чем они становятся содержанием государственных акций.