Готовься к войне

Рубанов Андрей Викторович

Знаев поспешил добавить, что пока все не так страшно, уклончиво и коротко ответил на неизбежные вопросы - как, почему, не нужна ли помощь. Удовлетворив любопытство, Маруся вдруг сверкнула глазами.

–  Это ты виноват.

–  Почему - я?

–  Это ведь ты придумал ваше идиотское развлечение. Гонять по ночам на переделанных «Жигулях» и искать приключений па свою жопу.

–  Откуда тебе…

–  Брось. Какая разница, откуда…

–

 Маруся, - спросил всерьез озадаченный банкир, - может, я не все про тебя знаю?

–  Ты вообще ничего не знаешь, Знайка. Ты вот кто, - старая подруга (ее лицо стало серьезным) поднесла кулачок ко лбу, потом выставила вперед мизинец и указательный.
– Ты смотришь только на то, на что хочешь. А ведь иногда полезно и по сторонам поглядывать.

–  Спасибо, что учишь меня жизни.

–  Дурак, - с большим чувством ответила женщина.
– Сходи в храм, свечку поставь! Мог бы сейчас рядом с Жаровым лежать. В соседней палате…

–  Насчет храма - это ты правильно сказала.

–  Я тебе плохого не посоветую.

–  Ценю.

–  Пошел ты!
– запальчиво воскликнула Маруся и поудобнее подхватила сумочку, имитируя готовность врезать по физиономии финансиста.
– Ничего ты не ценишь. Если бы ценил - давно бы женился, Кстати, как твоя рыжая малолетка?

–  Отлично.

–  Еще не сбежала?

–  Нет. Мы друг от друга в восторге.

–  Врешь. По глазам вижу.

Знаев вздохнул.

–  Смотрела бы ты… на что-нибудь другое.

–  А мне нравится в твои глаза смотреть… - Маруся сделала полшага в его сторону.
– Не хочешь, кстати, продолжить разговор в другом месте? Например, у меня дома?

–  Прости, дорогая. Хочу, конечно… Но не могу. У меня в конторе сидит милиция. У меня стройка под угрозой. У меня друг в реанимации.

–  Именно в такие моменты и нужна женщина настоящему мужчине.

–  Много ты понимаешь в настоящих мужчинах.

–  Побольше твоего.

Вдруг опять, второй раз за утро, мир со всей его жестокой любовью разом вошел в Знаева, как входит армия в захваченный город: небо приобрело твердость, налегло на темя, звуки стали грубее, запахи - отчетливее и больше числом, прилетели даже самые слабые: вот собачка описала столбик на детской площадке, вот мясо пригорает в доме напротив, вот в том же доме, этажом выше, запалили косяк с марихуаной, а в стороне, у крайнего подъезда, тлеет в мусорном баке какая-то гадость, тряпки лежалые; потом вдруг порыв ветра снес в сторону скучные человеческие смрады, и от Москвы-реки явился дух большой воды. Знаев вздохнул, обрадованный тем, что его тело освобождается от последствий контузии. Даже шею как будто ослабило.

–  Послушай, Маруся, - сказал он, - почему правильным людям так тяжело живется?

–

 Ты имеешь в виду себя?
– иронично осведомилась бывшая подруга.

–  Ну… Да. И себя тоже.

–  Спроси у него, - Маруся быстро показала пальцем на грязного парнишку, выбежавшего из клубов пара, чтоб затянуться сигаретой.
– Расскажи ему, как тяжело тебе живется.

–  Я серьезно.

–  Я тоже. Не расстраивайся, Знайка. От тебя ушла девочка - подумаешь, беда… Ты слишком гордый, это тебя губит. Твоя гордость ужасна, она не имеет пределов. Конечно, бабы любят гордецов… Но жить с ними не умеют. Потому что это тяжело. Поедем ко мне, я тебя успокою…

–  Извини. Как-нибудь в другой раз. Мне не до удовольствий.

–  А кто говорит об удовольствии?
– тихо возразила Маруся.
– Я, может быть, от тебя ребенка хочу.

Знаев очень удивился.

–  Ребенка? Ты не похожа на охотницу за алиментами.

Женщина некрасиво усмехнулась.

–  Как это ужасно. Мир катится к черту. Богатые мужики не хотят делать детей, потому что боятся, что их разведут на деньги.

–  Я не хотел тебя обидеть.

–  Уже обидел. У меня есть деньги, Знаев. Может, я теперь богаче тебя. Мой бывший собрался эмигрировать. Куда - не говорит. Видимо, натворил делов и теперь - ноги в руки… Оставляет мне квартиру на Остоженке. Кстати, с высокими потолками…

–  Поздравляю, - бесстрастно сказал финансист.
– Но ребенка ты лучше роди от Жарова. Усиленно рекомендую. Красивый, умный, здоровья - вагон… А я - тощий, нервный и злой. Нелегко будет новому человеку с моим генетическим набором.

Он замолчал. Почувствовал, что прозвучало неискренне.

–  Звучит неискренне, - сказала Маруся.
– Ты за свой генетический набор горло перегрызешь. Я же вижу, как ты собой гордишься. Ты ведь у нас самый быстрый.

–  Это плохо?

–  Для тебя - хорошо. А других это пугает. Идешь себе спокойно, вдруг раз!
– мимо со свистом что-то проносится. Вздрагиваешь. Что такое? А это знаменитый Знайка. Самый быстрый человек. Промчался на пятой скорости… Вот и рыжая твоя так же испугалась. Ты ее за руку схватил - давай, малыш! помчимся вместе! прямо вдаль!
– а она пальчики выдергивает и головой мотает: нет, мне страшно, я лучше тут посижу… Ведь так было, да?

–  Как у нас было - это тебя не касается.

Чтоб не видеть стремительно багровеющего лица Маруси, он опустил глаза. На асфальте валялась пятирублевая монета; нагнулся, подобрал, дунул. Положил в карман. Тоже деньги.

–  Ах, не касается?
– грубо переспросила женщина и уперла ладонь в выставленное бедро.
– Тогда иди к черту, понял?

Из стоявших неподалеку машин на нее посматривали. Судя по всему, она это давно заметила. Сейчас начнется, подумал Знаев.