Говори со мной по-итальянски
Шрифт:
Я поддаюсь его обволакивающему голосу, разрешая проникать в уставший, перегруженный мозг ласковым, добрым словам. Образы пятилетней давности постепенно рассеиваются. Сначала они очень яркие, но теперь превращаются в дым. К сожалению, даже глубокая ночь и слабый свет уличного фонаря позволили мне разглядеть лица провинившихся. Разглядеть и запомнить. Я ни на минуту не могла сомневаться, кто передо мной сегодня на пляже. Эти парни повзрослели, возмужали, подкачались, но их черты лица остались прежними. Вот, что осталось неизменным.
Едва заметно качнув головой, я вновь отгоняю от себя грустные непрошеные мысли.
Мой папа. Тот, кто любит меня. После того, как пережил предательство, особенно сильно чувствуется любовь. Любовь к тому, кто остался.
— Все хорошо, — говорю отцу полу-ложь, полуправду.
Он чуть наклоняется вперед, чтобы коснуться рыхлыми губами моего лба.
— Я больше не хочу, чтобы ты плакала. У меня сердце сжалось, когда я услышал твои всхлипы. Когда понял, что ты спряталась за дверью, чуть не сошел с ума. В голову пришло одно: тебя кто-то обидел… Больше не заставляй старика переживать.
И вновь я корю себя за несдержанность. Вроде научилась ведь контролировать свои эмоции за эти годы, но этот срыв был слишком неожиданным. В каком-то смысле отец прав: меня обидели. Не сегодня, но это произошло.
— D'аccоrdо, lа miа buоnа? (итал. Договорились, моя хорошая?)
Улыбнувшись, я кладу ладонь на его руку, которую он положил на мою щеку. Большим пальцем отец вытирает нижнее веко. Оно все еще мокрое от слез. Потом то же самое мужчина проделывает и с другой частью моего лица.
— D'аccоrdо, pаp`a. (итал. Договорились, папа.)
Папа — специалист в приготовлении овощной фриттаты[1].
И зная, как я люблю это блюдо, он решил меня ею побаловать.
Я сижу за кухонным круглым столом, закинув ноги на соседний стул. Мне открывается прекрасный на вид на то, как отец пытается справиться с тортильницей. Меня забавляют его попытки не выругаться, как он душит в себе порыв чертыхнуться, если у него что-то не получается с новым прибором для выпечки. Время от времени он поворачивается, чтобы шутливо искоса взглянуть и неодобрительно цокнуть языком.
— Не хочешь помочь? — спрашивает папа, в очередной раз обернувшись.
Улыбка на его губах свидетельствует о том, что мое приподнятое настроение хорошо на него влияет.
— Ты сегодня повар, — пожав плечами, я продолжаю пить свой сок.
Мужчина барабанит пальцами по столешнице, собираясь с мыслями. Он достает из холодильника помидоры черри, принимаясь мыть тщательно их под водой. И я внимательно слежу за его работой, пока мне на телефон не приходит звуковое оповещение об ещё одном сообщении. За последние три часа их накопилось много: от Селест, от Пьетры и Доминик. Даже Диего звонил, его сообщение я прослушала, он спрашивал с беспокойством, почему я не отвечаю ему в WhаtsApp. Я не спешу отправлять месседж, поэтому просто неглижирую. На время. Я приду в себя и напишу всем. Черт!
Да, нужно ответить всем. Даже Пьетре. Я знаю, что сволочной
Через несколько минут под негромкий голос ведущего вечерних новостей я все-таки решаю взглянуть на экран. Всего разок. Посмотреть, от кого сообщение и выключить телефон к черту. По крайней мере, до утра. Отправившись в гостиную, хватаю мобильный с журнального стола. Верчу его в руках, обдумывая свое, кажется, поспешное решение. Но вдруг дисплей снова загорается, и я, уже не размышляя, быстро провожу по нему пальцем. На мгновение меня охватывает какое-то оцепенение. Я быстро соображаю, перечитывая текст снова и снова. Всего несколько слов — а они заставили меня замереть. Из кухни доносится голос папы, звуки прикосновения приборов о тарелки, звуки хлопающих дверей кухонного гарнитура. Но все для меня перестало иметь значения на пару мгновений. Однако показалось, что прошла целая вечность, пока я, все осознав, не приложила ладонь ко рту. Вот черт! Господи Боже! Быть не может!
Быть не может…
Радостно широко улыбнувшись, я быстрым шагом преодолела расстояние, разделяющее нас с отцом. Без слов, просто показываю эму экран своего смартфона, на котором все ещё высвечиваются слова последнего текстового сообщения.
Он сощуривает глаза из-за ослабевшего зрения, но через миг его рот округляется. Вскинув на меня взгляд, папа выдает счастливый вздох и, бросив ложку в тарелку, притягивает меня к себе для крепких объятий.
— Мне даже не верится, — признаюсь с придыханием, находясь в тисках отца. Я взмахиваю ладонями, которые до этого покоились на его спине. — Это же Бьянка Каролла, папа!
Он активно кивает головой, а когда отстраняется, я замечаю слезы в уголках его глаз.
— Ну что ты, — нежно шепчу, понимая, что теперь настала моя очередь успокаивать.
В этом случае речь идет не о душевных страданиях, а о внезапной сентиментальности. Я очень его люблю. И мне нравится, что он так реагирует на довольно простые вещи. На слабые успехи.
Улыбка раскрашивает его лицо, делая светлым, лучезарным.
— Я горжусь тобой, — тихо произносит он, приглаживая мои волосы.
И я горжусь. Горжусь, что получилось. Я не могу до конца поверить, что собеседование, которое я проходила на днях, оказалось для меня благополучным. Бьянка Каролла — популярная римская писательница, и недавно она обзавелась собственной кофейной, в которой всегда играет негромкая красивая музыка, а любой посетитель может прочитать романы, которыми заполнены полки в кафе. Это необычное место стало известным во всем городе не только благодаря авторитету Бьянки — тридцатисемилетней женщины, жизнь которой сложилась весьма и весьма удачно, — но и благодаря тому, что в кофейне можно найти романы на любой вкус разных авторов. И библиотека постоянно пополняется. Я обожаю произведения сеньориты Кароллы! Ходят слухи, что теперь только в своей кофейне она будет презентовать каждую новую книгу. Это значит… я буду свидетелем всего этого… И папа, зная о моей любви к творчеству Бьянки, наверняка, предчувствует, о чем я сейчас думаю. Счастлива. Невероятно счастлива!