Говорит и показывает. Книга 1
Шрифт:
Я вышел, оборачиваясь. Майка в коридоре поднялась мне навстречу. Я улыбнулся ей с благодарностью, правда, я никогда ещё не был так счастлив, что я не один. Оказывается, я не один. Что бы со мной было этой ночью, если бы не она…
Мы вышли на улицу, одеваясь на ходу. Шли, оскальзываясь на льду. Но мы взялись за руки, и никто из нас не упал. Я проводил Майку до самого дома. Там все спят, все окна тёмные. Хотя, нет, наверху телевизор работает – голубоватый свет, как туман в окне. Это у дяди её. Странно, что он не спит в такой час 1-го января,
Только мы не спим, я и Майка…
– Позвонишь? – спросила Майка, уже положив ладонь на ручку двери.
– Сразу как проснусь, – улыбнулся я.
– Пока, Василёк!
Я вышел за калитку, ещё раз обернулся, уже совсем рассвело, но зимнее утро мглистое, а она не включает свет внутри, даже в прихожей…
До дома я дошёл и не помню как, уснул мгновенно, едва лёг.
А у меня всё не было так просто как у Васи. Я тихонько прошла наверх, внизу все спят и давно, очень тихо и царят ночные звуки, но сверху, едва я поднялась до средины лестницы, я услышала голос:
– Майя? – так строго Ю-Ю со мной в жизни не говорил. И чтобы Майей меня называл, тоже не помню.
Я подняла голову, Ю-Ю наверху лестницы, а вокруг него голубой слоистый туман клубами, накурил…
– Ох и накурил, Ю-Ю, как спать-то будем? – улыбнулась я. – Как бабушка говорит: хоть топор вешай, – я не хочу замечать нарочитую строгость в его голосе, может, смягчится, и перестанет хмуриться, и глядеть как злой барбос.
Но он не поддаётся, смотрит сурово по-прежнему. Ни разу ещё таким я его не видела.
– Почему тебя не было всю ночь, Майя? Что там было такого, что ты…
– У Васи мама заболела, – поспешила объяснить я, поймёт, и не будет злиться. – Я… должна была… Должна была побыть с ним. Он совсем один был и… испугался.
– Ему шестнадцать лет, здоровенный малый! Испугался, не смеши! – ещё больше разозлился Ю-Ю.
– Все пугаются, когда мамы болеют… – нахмурилась и я. Что он, в самом деле, так отчитывает меня, видел бы Васю в больнице!
– Ты целую ночь дома не была. Мне это не нравится, – всё же немного мягче произнёс Ю-Ю.
– Сам-то давно пришёл? – решила и я высказаться в свою очередь.
– Я… Сравнила тоже! Ты – девочка, сейчас почти девять часов утра, ты только пришла. Так нельзя делать!
– Ю-Ю, всем до лампочки, ты-то чего взбеленился?
– Все пусть как хотят, но мне не нравится, Май. Не делай так больше. Ночевать надо дома. Обещай мне, – уже совсем снизив голос, проговорил он.
– Обещаю, конечно, если ты так хочешь.
Я вошла в свою комнату.
– Ты моё платье убрал в шкаф? – я обернулась через плечо, а Ю-Ю смотрел на меня, всё ещё бледный и напряжённый как никогда.
Кивнул, наконец.
– Спасибо, – я подошла к нему. – Не сердись, Ю-Юшек, я не буду больше так делать. Обещаю. Просто, нельзя было… Нельзя было Васю бросить. У него больше никого нет.
Ю-Ю смотрит, хмурясь и сверкая глазами, даже в полутёмных утренних
– Он… ничего… он ничего не сделал тебе?
– Что сделал?
– !!! – его лицо, глаза, брови красноречивее слов.
И догадался же до всего. Никто больше не догадался бы, не подумал бы и тем более не почувствовал, никто даже не думает, что что-то такое… Да что они вообще думают обо мне?!..
Но ты несправедлив, Ю-Ю!
– Да ты что?! – я задохнулась, возмущённая, что он подумал обвинять Васю.
Ю-Ю вдохнул, распустил густые брови:
– Ладно, спать ложись. Скоро уж все вставать начнут…
Я обняла его и поцеловала в тёплую, немного колючую щёку – не брился ещё.
– С Новым годом, Ю-Ю! – и близко посмотрела в его синеющие глаза.
– Да ну тебя, «С Новым годом»… – проворчал он, легонько оттолкнув меня и отправляясь к себе в комнату.
Я разделась и легла под одеяло. Постель какая-то холодная.
Меня жгли и вертели воспоминания о сегодняшней ночи, не давая уснуть. Как я сначала почти ненавидела эту Анну Олеговну, Васину маму, а она оказалась вовсе не такой, как я думала: не гадкой теткой, как представляется, когда думаешь о человеке, который пахнет так, как их комната. А Анна Олеговна маленькая, меньше, чем я, и глаза у неё огромные, печальные…
И Вася… Вася… Я повзрослела сегодня на несколько лет. И то, что у нас случилось с ним, и что не случилось… Как бы я пережила, если бы случилось? Как бы пришла и увидела Ю-Ю, если бы случилось? Он вон как рассердился… ему ещё противно стало бы, что я… что я такая… Такая…
Но при этом я знаю, что как это ни было бы ужасно потом, я позволила бы Васе. Хорошо, что он… что он такой. Настоящий. Настоящий мой друг.
Но его поцелуи, его руки, запах его тела, вкус его губ, горячность его кожи… Весь он, в моих руках, так близко. Никто ещё не был со мной так близко.
Я будто проснулась. Во мне что-то родилось и что-то умерло этой ночью. До вчерашнего дня была одна жизнь, с сегодняшней ночи началась другая. Всё по-другому. Я другая. Сам Вася другой.
Я даже не думала о нём, как положено думать о мужчинах. То есть, конечно, только как о мужчине и думала, но… мужчины, они где-то Там… Не так близко… И я не представляла ни разу, что он целует меня. Ни разу. Но я вообще ни разу не представляла, что кто-то целует меня. Выходит, правильно, родители думают, что я ребёнок и не беспокоятся.
До вчерашнего дня так и было.
Но Вася оказался мужчиной. И он подошёл близко. И я теперь не ребёнок… Как страшно, волнительно и необычно. Как грустно, что вдруг от меня отрезали детство. Что теперь я… женщина?
Какой ужас…
Ветер усиливался на улице, завывая и высвистывая свою вечную и жутковатую мелодию. И снег валит всё гуще и его мотает как занавес капризной невидимой рукой то в одну сторону от окна, то в другую.
Нарисуй нам, Мороз, круги на стекле.