Говорящий тайник
Шрифт:
– Врешь ты все!
– А ты у папы спроси, – Алешка уже успокоился. – И еще у него спроси, зачем ему Маринкина кукла?
– А я знаю? – завопил Шурик. – Он меня попросил, я и сделал.
– Хочешь, скажу? – спросил Алешка. – Знаешь, ты кто? Ты глупое орудие в хитрых руках. А ты знаешь, что твой папа приказал похитить Маринку? И она просидела в вашем подземном гараже, как царица в темнице?
– Ты все врешь!
– А ты у папы спроси.
Тут приоткрылась дверь и появилась красивая прическа на маминой голове.
– Эй,
Алешка вдруг улыбнулся – широко и беззаботно.
– Зато у нас есть. Димка целый пакет из госпиталя украл.
– Да, – сказал я, – у нас немного плюшек осталось. Еще мандарины, еще шоколадки, печенье и вафли.
– Это не кража, – сказала мама, – это ограбление.
– Да, мам, – наябедничал Алешка, – он чуть и чайник с заваркой не утащил.
Честно скажу: я за него порадовался. Потому что у него на сердце отлегло. И туча растаяла.
В общем, мы напились чаю с больничными подарками, я помог маме убрать со стола и помыть посуду, а Лешка скрылся с Шуриком в нашей комнате и о чем-то с ним долго совещался.
Потом он его проводил до двери и очень серьезно спросил:
– Ты с кем теперь? С нами или с ними?
– С вами, – сказал Шурик.
– Ну, Дим, – Алешка бросился на тахту и задрал ноги, – начинается борьба.
– Она у тебя уже давно началась, – сказал я.
– Это, Дим, была плохая борьба. Она, Дим, была под ковром. А теперь, Дим, будем стреляться в чистом поле.
– И кто победит? – на всякий случай спросил я.
– Дети Шерлока Холмса!
Как известно, всякая борьба и каждое сражение начинаются с подготовки. Я сразу понял, что бороться будет Алешка, а подготовка ляжет на мои плечи.
– Дим, – это Алешка сказал серьезно и со всем уважением ко мне. – Ваш Бонифаций очень тебя уважает. Пишешь ты всякую фигню, а он в восторге эту фигню читает и перечеркивает.
– Что еще? – Мне захотелось схватить его за немытое ухо.
– Но он к тебе прислушивается. Ты для него как Буратино для папы Карло.
Сейчас я его за оба уха схвачу.
Но тут Алешка прикрыл поплотнее дверь и зашептал мне в ухо. Отшептавшись, он отодвинулся и с сомнением произнес:
– Хотя, конечно, вряд ли у тебя получится.
Но мне эти штуки хорошо знакомы – на слабу берет.
– Да, – будто сомневаясь, сказал я, – пожалуй, я не смогу. Задача сложная. Она большого ума и тонкой хитрости требует. Нет, Леш, мне не справиться. Поищи кого-нибудь другого.
Алешка спохватился:
– У тебя, Дим, и тонкий ум, и большая хитрость. Ты воще, наверно, станешь президентом.
Мне осталось только посмеяться и спросить:
– Что нужно сделать?
Алешка очень толково мне все объяснил.
– Леш, это опасно, – сказал я, не отказываясь.
– Дим,
Да, дядя Федор в ушастой шапке со своими «родственниками». Он в прежние годы отважно воевал в «горячих точках». Он был механиком-водителем бронетранспортера. И вот однажды их бронетранспортер подорвался на мине, и его окружили злобные и беспощадные враги. А он под их автоматным огнем вылез из машины и сумел ее починить. И вывел ее из-под обстрела и всех спас. А у него было четыре пулевых раны. Ему дали за это орден. А потом он трудился опером.
– Ладно, – сказал я. – Только ты держись за моей спиной.
После уроков я побродил по рекреации, обдумывая разговор с Бонифацием. К нему тоже нужен подход. Иногда нужно сказать правду, а иногда наврать такое, что он махнет рукой и скажет:
– Отойди от меня! Делай сам. Под свою ответственность.
Вот на этом я и остановился.
Я пошел в актовый зал, где наши художники завершали оформление задника. Получилось здорово. Оставались сущие пустяки и мелкие штрихи. Бонифаций прохаживался меж рядов и любовался.
– Клево, – сказал я.
Бонифаций сердито обернулся.
– Дим, тебе-то уж не пристало пользоваться жаргоном.
– Извините, погорячился. Очень красиво и сказочно. Только вот…
– Что такое? – Бонифаций забеспокоился.
– Знаете, – медленно начал я, будто в раздумье, – все-таки Новый год – это праздник волшебства. Все необычное в нем должно быть неожиданным. Как подарок.
– Ну, в целом верно. – Бонифаций недоумевал: то ли я скажу что-нибудь путное, то ли ляпну глупость и несуразицу. – А конкретно?
– Мне кажется, чем прекраснее и сказочнее становится под рукой наших мастеров это эпохальное полотно, тем больше народу о нем узнает. И не будет эффекта. Не будет сказки.
Бонифаций задумался.
– А ведь ты прав. Но критиковать всегда проще, чем сделать конструктивное предложение. Оно у тебя есть? Если нет – иди отсюда.
– Сегодня наш Максимыч (это учитель трудвоспитания) снял здесь прежние шторы и повесил новогодние. – Бонифацию надо говорить медленно, чтобы он проникся.
– Ну?
– А старые валяются…
– Лежат, – поправил Бонифаций.
Я подумал и возразил:
– Все-таки – валяются. Они валяются в мастерских.
– Безобразие! Все? Иди отсюда.
– Щаз! Так и пошел. Нужно сегодня всем нам – художникам – остаться до позднего вечера и завершить задник. Я тоже помогу рисовать.
– Вот этого, Дима, не надо. Пишешь ты, Дима, хорошо. А рисовать… Не обижайся. Но идея твоя мне нравится. Я тебя правильно понял? Сегодня мы работаем до позднего вечера, завершаем задник и прячем его за старыми шторами, которые валяются… то есть лежат в мастерской. И населению нашей школы обеспечен праздничный сюрприз.