Говорят что здесь бывали… Знаменитости в Челябинске

Боже Екатерина Владимировна

После описанного Евгением Весником спектакля Александр Алексеевич еще много раз выходил на сцену и покинул театр только в 1949 году, когда ему исполнилось 75 лет. 1 марта 1953 года Остужев ушел из жизни, оставив современникам и потомкам пример необыкновенной силы духа, без которой его талант вряд ли бы принес людям столько волнительных минут счастья…

Примечание

Очерк впервые был опубликован в газете «Вечерний Челябинск» 6 октября 2006 года.

Борис Пастернак

Борис Пастернак

Борис Пастернак: уральские страницы жизни

Просматривая фотографии

Бориса Пастернака, не перестаешь удивляться. Сколько бы лет ему не было, на фото он везде одинаков. Причиной тому глаза. Большие и грустные. Фаина Раневская вспоминала, что как-то Анна Ахматова сказала ей: «Фаина, вам 11 лет и никогда не будет 12», а затем, поглядев на Пастернака, бросила: «А ему всего четыре годика». Ошибалась. С раннего детства он был взрослым. Кажется, в нем никогда не было детской беззаботности и уверенности в доброте этого мира. В автобиографических записках он признавался, что не раз в шесть, семь, восемь лет был близок к самоубийству. Его душа с рождения была страдающей. Поэтому жилось ему трудно. Метался в противоречиях, отвергал то, что казалось ему его предназначением, пытался найти смысл в том, в чем его не было, отчаивался, раздирал себя в клочья, чтобы в следующий миг с упорством летящего на свет мотылька двигаться дальше. Как в известной стихотворной строчке Николая Заболоцкого, его душа трудилась «и день и ночь, и день и ночь». Поэтому, где бы Пастернак ни находился, что бы ни делал – это не было пустой тратой времени. Всё работало на глубину познания жизни. Не стали исключением в этом кропотливом труде и дни, прожитые им на Урале.

Из музыки в литературу…

Борис Леонидович Пастернак родился в 1890 году в Москве, в семье известного художника и талантливой пианистки. С детства соприкасался с миром и людьми искусства. Квартира Пастернаков была при Училище живописи, ваяния и зодчества. Поэтому из окна своей кухни он имел возможность наблюдать, как трудится вернувшийся из Италии скульптор Паоло Трубецкой, автор известного памятника императору Александру III, как на улице распаковывают картины передвижников и несут их в училище на выставку… Став постарше, Борис помогал отцу, развлекая разговорами позировавших ему знаменитостей, например, историка В.О. Ключевского и поэта Э. Верхарна. В квартире у Пастернаков бывал Лев Толстой. Вместе с отцом Борис ездил на станцию Астапово в трагические дни, когда завершился жизненный путь великого писателя. Безусловно, всё это формировало внутренний мир молодого человека.

Однако не литература на первых порах пленила душу Бориса Пастернака, а музыка. В родительском доме нередко проходили концерты с участием его матери – урожденной Розы Кауфман, пожертвовавшей своей музыкальной карьерой, чтобы воспитывать детей (их у Пастернаков было четверо – два мальчика и две девочки). Как вспоминал сам Борис Леонидович: «К звуку фортепиано в доме я привык, на нем артистически играла моя мать. Голос рояля казался мне неотъемлемой частью самой музыки». С раннего детства он пробовал играть на фортепиано, пытался сочинять собственные мелодии. Но в ту пору это оставалось на уровне любительства. Подлинная страсть к музыке пришла к Борису Пастернаку под влиянием известного композитора А. Скрябина – соседа по даче. Очарованный обаянием личности композитора, свежестью его суждений, юноша на протяжении шести лет параллельно с обучением в гимназии изучал теорию композиции в Московской консерватории под руководством опытных педагогов – Ю.Д. Энгеля и Р.М. Глиэра и видел свое будущее в музыке. «Судьба моя была решена, путь правильно избран. Меня прочили в музыканты», – вспоминал он годы спустя. Его кумир – вернувшийся из Швейцарии Скрябин – отметил молодое дарование («…выслушал, поддержал, окрылил, благословил меня»). Казалось бы, чего еще надо? Но в Борисе Пастернаке уже жило то, что он потом так замечательно сформулирует: «Цель творчества – самоотдача, а не шумиха, не успех. Позорно, ничего не знача, быть притчей на устах у всех». По мнению Пастернака, он не обладал достаточной фортепианной техникой, чтобы достичь каких-либо значимых результатов («При успешно подвинувшемся сочинительстве я был беспомощен в отношении практическом. Я едва играл на рояле и даже ноты разбирал недостаточно бегло»). Ко всему прочему, у него отсутствовал абсолютный музыкальный слух. И Борис Пастернак совершает мужественный, почти фантастический шаг – уходит из музыки. «Музыку, любимый мир шестилетних трудов, надежд и тревог, я вырвал вон из себя, как расстаются с самым драгоценным. Некоторое время привычка к фортепианному фантазированию оставалась у меня в виде постепенно пропадающего навыка. Но потом я решил проводить свое воздержание круче, перестал прикасаться к роялю, не ходил на концерты, избегал встреч с музыкантами».

В 1906 году Пастернак поступает на философское отделение историко-филологического факультета Московского университета. Увлекается феноменологией Эдмунда Гуссерля, для углубления своих познаний едет в Марбург, чтобы учиться у главы

неокантианцев Г. Когена. Успехи его в изучении философии были также очевидными. Вот уж, действительно, талантливый человек талантлив во всем. Однако и философия не стала его призванием. В жизни Бориса Леонидовича всё большую и большую роль начинает играть литература. Его первые стихотворения тогда отметил С.Н. Дурылин, человек на Южном Урале известный. В 1923–1924 годах за свои религиозно-философские взгляды он был определен на поселение в Челябинск, где стал одним из основателей челябинского краеведческого музея, исследователем археологического и этнографического прошлого нашего края. Б. Л. Пастернак позднее так охарактеризовал роль Сергея Николаевича в своей жизни: «Это он переманил меня из музыки в литературу, по доброте своей, сумев найти что-то достойное в моих первых опытах».

В 1913 году стихи Пастернака впервые были опубликованы в печати. По рекомендации Дурылина они были включены в альманах «Лирика». Среди опубликованного было и такое ныне широко известное стихотворение, как «Февраль! Достать чернил и плакать…». Так в литературе появилось новое имя, масштабы которого еще предстояло оценить.

Уральские мотивы «Доктора Живаго»

В своих литературных пристрастиях Борис Пастернак изначально тяготел к символизму, ориентируясь на творчество таких поэтов, как Александр Блок, Андрей Белый, Иннокентий Анненский, Вячеслав Иванов и др. Он познакомился и сблизился с Андреем Белым, Борисом Садовским, Эллисом, Юргисом Балтрушайтисом, Эмилием Метнером, Сергеем Бобровым и другими литераторами, объединившимися вокруг издательства «Мусагет». В 1914 году увидел свет его первый поэтический сборник «Близнец в тучах», получивший высокую оценку Валерия Брюсова; также его стихи произвели впечатление и на Федора Сологуба, присутствовавшего на одном из поэтических вечеров. Но к этому времени символизм для Пастернака был уже днем вчерашним. Поэтому с годами отношение самого автора к первой своей книжке значительно ухудшилось.

В 1914 году в группе «Лирика», в которую входил и Пастернак, произошел раскол, вследствие чего образовалась новая группа «Центрифуга», продекларировавшая переход на футуристические позиции. Пастернак вошел в нее, равно как Сергей Бобров и Николай Асеев. К этому периоду относится его сближение с В.В. Маяковским, которого он знал еще по совместному обучению в гимназии. Масштаб таланта последнего чуть было не привел к очередному крутому повороту в судьбе Пастернака, он серьезно задумался о том, оставаться ли ему в литературе. В автобиографической повести «Охранная грамота» он написал об этом прямо: «Я сознавал себя полной бездарностью… Если бы я был моложе, я бросил бы литературу». С другой стороны, Пастернак почувствовал свое сходство с Маяковским – «технические совпадения, сходное построение образов, сходство рифмовки», поэтому, чтобы не повторять его и не казаться эпигоном, стал «подавлять в себе задатки, с ним перекликавшиеся, героический тон… и стремление к эффектам». Это дало свои результаты, при этом, как отмечал сам Пастернак, сузило его «манеру и ее очистило». Стихи, написанные им летом 1917 года и вышедшие в сборнике «Сестра моя – жизнь» (1922), его вполне удовлетворяли.

В предреволюционные годы у Пастернака развивается интерес и к прозе. В немалой степени этому способствовала его жизнь на Урале, с которым у него оказался связан совершенно иной, непохожий на всё предыдущее опыт. В январе 1916 года он выехал в Пермскую губернию, где ему предложили поработать помощником управляющего химических заводов Бориса Збарского, талантливого ученого, известного тем, что позднее именно он разработал технологию бальзамирования тела В.И. Ленина. Пастернак прожил около полугода в поселке Всеволодо-Вильва, а затем несколько месяцев в Тихих горах на Каме на химических заводах Ушковых (Елабужский уезд Вятской губернии), где перебравшийся туда Збарский подыскал для него должность в военно-учетном столе.

В одном из писем к отцу Борис Леонидович писал: «Здесь имеется провинциализм и больше, уездовщина, и больше глухая уральская уездовщина неотстоянной густоты и долголетнего настоя. Но всё это или многое уже уловлено Чеховым, хотя надо сказать, нередко со специфической узостью юмориста, обещавшегося читателю смешить его. Этот дух не в моем жанре, и литературно вряд ли я мои здешние наблюдения использую. Косвенно, конечно, все эти тени и типы в состав моей костюмерной войдут и в ней останутся».

Однако впечатления от новых мест были настолько яркими, что Пастернак просто не смог их не использовать. Здесь родились стихотворения «Урал впервые», «Ивака», «На пароходе». Еще большие связи с Уралом обнаруживаются в прозаических произведениях Пастернака. Женя, героиня «Детства Люверс», родилась и выросла в Перми. Действие «Повести» происходит в другом уральском городе, Усолье. Уральскими страницами наполнен и «Доктор Живаго». В городе Юрятине, описанном в романе, отчетливо проступают пермские реалии. Героиня романа Лара – уроженка Юрятина, в нем же разворачиваются основные события второй книги.