Град разбитых надежд
Шрифт:
— То есть, тоже в тюрьму? — обреченно отозвалась Джолин, сжав руки на коленях. Их долгожданную радость неслабо омрачал этот несвоевременный разговор. Перепуганная Джолин стиснула кулаки, не позволяя себе поверить, что все позади. Будто ее борьба только начиналась.
— Не совсем, но… к сожалению, здесь мы бессильны. Дети неблагонадежных граждан Вермело считаются такими же неблагонадежными, — подавленно ответил Джоэл. Ли отвернулся к окну, скрипнув зубами. Знал ли он об этом законе? Или теперь, как и Джолин, ужаснулся? Похоже, один Джоэл за свои тридцать восемь лет в достаточной мере
— Но это же… несправедливо! — воскликнула Джолин. Все верно — еще утром она возмутилась бесчестности Секты Дирижабля, еще утром согласилась помочь, надеясь на мифическую справедливость. А он, потрепанный службой охотник, просто желал спасти любимую женщину. И, если повезет, раскрыть заговор. С последним пока не срасталось, наваливались все новые вопросы и противоречия, но с живой и невредимой Джолин решение их казалось не такой уж невыполнимой задачей. Без нее — пропасть сумрачного безумия и скорое обращение в подвалах психушки от чувства вины и бессилия. Но теперь-то все налаживалось. Разве что о справедливости речи совсем не шло.
— Джолин, только не говори это в присутствии следователей. Мы все сейчас висим на волоске, — призывая к трезвому взгляду на вещи, мягко напомнил Джоэл.
— Я не соглашалась на такую жестокость, когда делилась сведениями, — посетовала Джолин, закрыв лицо руками.
— Таков Вермело. Неужели тебе жаль Зерефа и его ведьму?
— Нет. Не совсем…
— Для их внука я попытаюсь что-нибудь сделать. Вроде как можно добиться усыновления в «благонадежную семью» для «перевоспитания». Но не сейчас, придется подождать, пока все уляжется.
Джоэл успокаивал Джолин, но на деле залеплял рот собственной совести: ни о каких программах усыновления он не слышал. Но пообещал себе, что после завершения всех народных волнений попытается разыскать несчастного мальчонку. Впрочем, гарнизон цепко держался за свою добычу, не позволяя охотникам даже приближаться к Бастиону и его тюрьмам. Два ведомства, точно два гигантских паука, разделили сферы влияния и таращились друг на друга с разных концов города. Цитадель — на западе, Бастион — на востоке.
— Джолин, только больше не плачь. Все, закончилось время твоих слез, — говорил Джоэл, лишь бы не молчать, лишь бы вязкая тишина разоренного дома не давила на Джолин.
Она доверчиво прижалась к колючей небритой щеке. Неловкие объятья на коленях окутали небывалой теплотой и безмятежностью, из которой не вырывала даже медленно исчезавшая боль в правой ноге. Временное успокоение лечило тело и душу, давая новую надежду, новый смысл жизни. Раненый и перемолотый службой, он был нужен здесь, в пекарне. Может, не как самый сильный защитник с мечом, но как тот, кто не позволит обвинить самое прекрасное и чистое существо в Вермело — его отважную Джолин.
— Спасибо, Джоэл. Вы с Ли избавили меня от чудовища. Спасибо! Спасибо вам! — шептала она.
— Теперь ты свободна, — упоенно отозвался Джоэл.
— Я никогда не буду свободна, — запнулась Джолин и потупилась, сцепляя пальцы на коленях. — Как и все в этом городе.
Джоэл недоуменно воззрился на нее, но незаметная
— Ну, золотые мои, оставлю-ка я вас наедине, — широко улыбнувшись, радостно проговорил Ли и подмигнул у двери: — Джо, не теряйся тут без меня. Самое время утешать и радовать.
Джолин покраснела от нескромных намеков. Похоже, весь Вермело знал, как именно Ли привык «утешать», а уж тем более «радовать». Джоэл молча скрежетнул зубами: «Нарочно ты, что ли? Или ревнуешь?».
Так или иначе, оба напарника — сначала Мио, потом Ли — покинули пекарню, оставив с Джолин наедине. Охрана из Цитадели не торопилась, лазутчиков неестественно обостренное чутье не отслеживало. Складывалось впечатление, что гарнизон сработал быстро и чисто. Оставалось только удивляться и радоваться, чем и занялся Джоэл, помимо этого помогая Джолин наводить порядок. Вот только связный разговор не получался, точно Ли утащил с собой весь талант к складыванию нежных признаний. Да и Джолин выглядела слишком напуганной и подавленной.
— В том, что случилось, нет никакой твоей вины, пойми, — неловко начинал Джоэл.
— Я понимаю. Понимаю, — кивала Джолин, старательно натирая тряпкой столешницу. — Все хорошо! Все очень хорошо! Спасибо вам!
Повсюду рассыпалась мука из мешков, перемешавшись с сажей. Если уж Джолин предстояло и дальше жить в пекарне — похоже, именно так условились с Верховным Охотником, — следовало помочь ей создать хотя бы видимость уюта. Эти стены наверняка давили на нее, и Джоэл хотел бы забрать страдалицу к себе в мансарду. Хватило бы места и на троих. Внизу комната Мио неплохо делилась пополам, но охотникам запрещалось селить рядом с собой тех, кто не принадлежал к их своеобразной закрытой касте — ни слуг, ни возлюбленных со стороны.
«Ничего, как нога заживет, путь от мансарды до пекарни будет казаться коротким. А уж дорогу я найду теперь и с закрытыми глазами», — успокаивал себя Джоэл, дивясь, почему его не покидает смутное беспокойство. На всякий случай он перечитал еще раз все, что значилось в постановлении Умана Тенеба, которое убедило охотников. Нет, все верно — Джолин оставалась в пекарне как важный свидетель. Без права переселения, но на свободе.
— Видишь, теперь это все твое. Будешь печь булочки, если захочешь. Без гадких записок, — утешающе говорил Джоэл, обнимая сидящую за столом Джолин за плечи. — А не захочешь, можешь заняться чем-то другим. Что тебе нравится? Ох, Джолин, порой мне кажется, я совсем тебя не знаю. Вот Ли, оказывается, рисует неплохо. А у тебя есть что-то… такое же?
— Нет, не знаю, — отрешенно отозвалась Джолин. — В детстве я знала только священные тексты.
— В трущобах читают священные тексты?
— Секты, наверное. Я плохо помню, — растягивая слова, ответила несколько отрешенно Джолин, дотрагиваясь до руки Джоэла, порывисто сжимая ее, а потом улыбнулась нарочито беззаботно: — Впрочем, это неважно. Если будет позволено, я хотела бы сохранить это дело. Печь пироги — чем не работа? Не хуже прочих.
— А ничего, что это будет напоминать, ну…