Град разбитых надежд
Шрифт:
— Да, без сомнения, — охотно согласился Джоэл, что и натолкнуло его немного позднее на мысли о множестве группировок. Да еще полученная от Умана наводка относительно Бифомета Ленца не давала покоя. Верховный Охотник что-то знал, Джоэл тоже желал узнать. Его расследования, его смертельная игра еще не закончилась, дело Легендарного Сомна не переходило в разряд бесперспективных «висяков», даже если всем хотелось задвинуть его в далекий ящик, похоронив под грудой новых документов и отчетов.
— Ну, ты же не в обиде? — засомневался с несколько растерянным лицом Уман, приглаживая
— Ничуть, — мотнул головой Джоэл. Для него лучшей наградой оказалось бы снятие всех обвинений с Джолин. Вроде бы к этому дело и двигалось стараниями Верховного Охотника, совместные слушания Цитадели и Бастиона по делу проходили в закрытом режиме. Пока что свидетелей допрашивали по одному, чтобы никто не знал показания других причастных и не мог подстроиться под некую общую легенду. Но ведь Джолин и так ни в чем не лгала. Джоэл отказался бы от любых материальных наград, чтобы по итогам слушаний его возлюбленную отпустили, прекратив все расследования в отношении ее причастности к секте дирижабля.
— А повышение по службе для тебя — это разве что должность моего телохранителя, — продолжал оправдываться Уман, вдруг с нескрываемой гордостью и непонятной злостью замечая: — Но я ее упразднил, потому что не трус, в отличие от предыдущего Верховного.
Джоэл краем уха зацепил мрачные слухи о недавнем самоубийстве прежнего Верховного Охотника. Поговаривали, что отошедший от дел предшественник Умана повесился у себя в особняке. Информацию замалчивали, предсмертную записку наверняка сожгли, как только нашли. И, возможно, вовсе не сам он свел счеты с жизнью, а сделался кому-то невыгоден. Что-то знал. Уман тоже знал, но пока справлялся с отведенной ролью относительно самостоятельной марионетки.
— Я рад награде, все хорошо. Ты знаешь, что для меня окажется главной наградой, — улыбнулся Джоэл, отвлекаясь от мыслей.
— Безусловно.
— Так это… билеты для меня и Джолин?
— Оу, к сожалению, нет. Для тебя и Ли, — сильнее прежнего смутился Уман, но рассмеялся: — Или не надо было брать места рядом? Может, с появлением Джолин вас с Ли надо расселить по разным мансардам?
— Все в порядке! Все хорошо.
Теперь Уман задел ту тему, которую Джоэл не был готов обсуждать — необходимость выбора. Похоже, все вокруг считали, будто с появлением Джолин и взаимности в отношениях с ней он непременно обязан расстаться с Ли.
Хуже всего, что с каждым днем в этом убеждался и сам Ли: все больше в его взгляде появлялось немого укора, все ярче мерцала медовыми искрами невыраженная робкая тоска. И даже страстные объятья его сделались иными, порывистыми, жадными, торопливыми, будто он опасался, что каждый поцелуй может оказаться для них последним. Но разве что-то изменилось? Ведь они всю жизнь танцевали на острой грани опасности. Да и весь город с эпидемиями обращений, революциями, забастовками и неурожаями. Каждое торопливо сказанное «спокойной ночи, добрых снов» могло оказаться прощанием навечно. А для охотников и того хуже. Неужели этого не понимал Ли? Боялся потерять Джоэла, снова боялся потерять, но уже не волей смерти — выбором жизни.
А Джоэл
— Точно все хорошо?
— Да, просто я надеялся, что мы пойдем втроем: я, Ли и Джолин, — широко улыбнувшись, отозвался Джоэл. Втроем. Вот же ответ! Неужели никто не видел? Они и так «неправильные». Посещение театра втроем не испортило бы и без того растоптанные репутации.
— К сожалению, здесь загвоздка: Джолин запрещено покидать Квартал Ткачей до завершения расследования, — замялся Уман. — По крайней мере, в свет точно выходить нельзя. Для ее же безопасности. Возможно, чуть позже, еще поговорим. Но не в этот раз.
Джоэл опустил голову, под сердцем кольнула холодная немая тоска: его избранница, его дорогая Джолин, все равно оставалась пленницей пекарни, в которой наверняка теснились ее самые мрачные воспоминания. В этом кособоком двухэтажном доме прочно поселились сумрачные тени долгих лет отчаяния и беспомощности.
Оставалось только убеждать себя, что после завершения расследования удастся переселить Джолин с Королевской Улицы. Хотя сама она ни на что не жаловалась. Но, вероятнее всего, просто не привыкла. Побои и унижения со стороны Зерефа она тоже мастерски скрывала. И покорное благодарное молчание теперь пугало Джоэла, поэтому билеты в театр он принял с нараставшим чувством вины: Джолин не призналась бы, даже если бы мечтала посетить спектакль. Впрочем, они оба не имели права нарушать хотя бы косвенно любой из запретов Цитадели. Особенно теперь.
— Понимаю. Это все меняет, — кивнул Джоэл, ощущая, как пропадает неловкость. — Сочту за честь прийти.
— Полагаю, Ли будет рад, он ведь разбирается в этом всем лучше нас с тобой.
Джоэл кивнул и, отсалютовав Уману, удалился. Если уж не получалось порадовать хоть чем-то Джолин, стоило отвлечь Ли от тяжких метаний и сомнений. В расследовании они оба принимали участие на равных.
— Так вот я и говорю, что театральное искусство — это не шутки. Там в операх сюжеты позакрученнее, чем в иных книгах. Ну да, сейчас программок и либретто не печатают, бумаги нет. Но на афишах-то по-прежнему пишут, ты бы почитал.
— По мне, так в операх нет содержания. Воют чего-то. Поют и поют, а о чем… Хаос их разберет, — ехидно заметил Джоэл.
— Неуч и бескультурщина! Воют! Вы его только послушайте! В такие моменты ты просто ужасен.
Ли улыбался. Из друзей и знакомых Джоэла только Ли умел так лучисто улыбаться, особенно, отдохнувший и умиротворенный Ли. Любимый веселый мальчик — так хотелось называть его в такие мгновения радости и покоя. Джоэл скучал по этой обезоруживающей широкой улыбке. Джолин при всей ее красоте и утонченности почти никогда не смеялась. Она притягивала чем-то иным, не теплом жаркого дня, а таинственной прохладой полуночи.