Граф Калиостро
Шрифт:
– - Почему вы бродите тут?
– - сипло окликнул Калиостро. Бакалавр поклонился, скрывая усмешку:
– - Господин маг, по вашему приказанию я иду в погреб следить за секретными сплавами.
– - А... а, в погреб...
Шествие завернуло за угол. Теперь бакалавр не удержался и показал Калиостровой спине нос...
Многие приключения свалили Кривцова с ног, едва он добрался до "Похищения Европы".
Седой гофмейстер, сидя верхом на реторте, где кипят зеленые саламандры,
– - Главное, Андрей, смейся... Бог любит веселые сердца.
Черная лягушка в белом жабо -- кавалер Калиостро -- запрыгал на корточках, тут же вбежал красный петух, Шершнев в красном мундире, закукурекал. хлопая крыльями.
– - Убил, ку-ку, убил, ре-ре!
– - Нет, не убил...
В покой вошла Санта-Кроче. Покашляла, Лихорадочный румянец на впалых щеках. А на ладони у Санта-Кроче танцует другая Санта-Кроче, восковая куколка в шелковом роброне, она показывает бакалавру нос.
Покой облился светом. Озарились скрипичные грифы, стали качаться, повертывать свои орлиные головки. Весело завертелось на гвозде "Похищение Европы". Пружины, колеса, медные гирьки сами поползли по столу, собираясь в часовые механизмы. Часы дружно затикали. Скрипки затянули хором в квинту кантату. А Санта-Кроче, подмигивая, запела:
– - Первая буква -- А, вторая -- М...
– - М-м-м, -- мычал во сне бакалавр. Под закрытыми веками его глаза вертелись, как глобусы...
* * *
Рассветный дым скользил серыми призраками в узких зеркалах, тускло смотревших со шпалерных простенков.
В тесном рабочем кабинете окнами на Фонтанку императрица в ночном шлафоре, во флеровом чепце, вбок сбитом, писала что-то при догорающих и уже ненужных свечах.
В кабинет тихо вошел Ланской.
– - Пренесносно, -- оглянулась Екатерина.
– - Письма не дадут дописать. Черт возьми, что вам надобно?
– - Государыня, -- по-детски заметал ресницами генеральс-адъютант.
– - Уже светает, вы утомляете себя...
– - Отменно благодарствую за подобную забота, но ты не нянька, а у меня спешная эштафета Сибирскому генерал-губернатор... Когда пришел, садись, я дописывать стану.
Она стукнула гусиным пером о чернильницу, задержала руку:
– - Постой, мысли мне перепутал.
Императрица, думая, почесала голову курчавым концом пера.
– - О чем я?.. Да, Ланской, имею претензии на тебя: нынче во дворце, на людях, был ты весьма неучтив с сим Калиострой.
Ланской покраснел, потупил глаза.
– - Прости, государыня... Одной милости прошу: вышли его и ее.
– - Ее?
– - пристально посмотрела Екатерина на генеральс-адъютанта.
– - Точно, Калиостро изгнать надобно, понеже столица моя -- резиденция дураков для его обманов
Ланской, как виноватый мальчик, спрятал лицо в ладони.
– - Александр Дмитриевич, что с тобой?
От шеи, по щекам, до висков, лицо императрицы залилось красными пятнами:
– - Александр, или ты, ты...
– - Нет, нет -- ничего!
Точно защищаясь, генеральс-адъютант упал на колени. Императрица щелкнула пальцами.
– - Постой... Она смутила тебя?.. Не ври, смутила?
– - Да... Государыня, они оба страшат, преследуют меня, -- прогони их.
Екатерина потеребила Ланскому уши, затормошила пушистые волосы, рассмеялась:
– - Экой чудак, красавица ему в руки идет, а он ее прогнать просит. Так быть по сему. Вышлю я Калиостро... Понеже Империи Российской врали и обманные прожектеры ненадобны вовсе...
ФИЛОСОФСКИЙ КАМЕНЬ
Freundschaft, Liebe, Stein der Weisen.
Diese dreie hort ich preisen.
Und ich pries und sucbte sie.
Aber -- ach! ich fand sie nie.
Heine
[Дружба, любовь, философский камень --
Вот три моих кумира.
Мои святыни, страсти навсегда.
Но -- ах! Я не ищу их никогда.
Гейне
(пер. П. Иванова)]
К сумеркам граф Феникс перенес из подвала в кабинет канцлера огромную колбу, похожую на стеклянный жбан.
Граф сказал, что сплав нуждается в охлаждении, а воздух в подвале излишне душен и сух. Он сказал также, что из отводного крана, когда сплав охладится, должен упасть на тарелку первый кристалл, -- первая крупица чистейшего золота.
Канцлер, не снимая очков, присматривался всю ночь к окутанному сукнами жбану, который высился на круглом столе, подобно надгробной урне.
Точно отсыревшие шутихи всю ночь шуршали под сукнами. Старый канцлер с опаской осматривал Калиострову урну со всех сторон. Поблескивал сплав.
– - Ишь, ровно попадья опару, стерегу, -- посмеивался над собой старик...
И еще до света застучали в ворота. Африкан, бледный от испуга, доложил канцлеру, что прискакали верховые солдаты от генерал-губернатора со спешной эстафетой. Елагин сломал печать, быстро прочел письмо, подпрыгнул на тюфяке. Эстафета гласила:
Именным Ее Императорского Величества повелением кавалер и граф де Калиостр, где бы он ни обретался в столице, имеет без промедления, по роспису на сем, оставить присутствием своим не токмо Санкт-Петербург, но и пределы всея Империи, с выдачей ему, кавалеру и графу, подорожной через Митаву на Польские земли.