Граф М.Т. Лорис-Меликов и его современники

Итенберг Борис Самуилович

Составители адреса, упомянув о великих реформах и славных делах нынешнего царствования и о их воспитательном значении для всего общества и народа, видят слабость правительства в отсутствии дворянско-полицейской организации, которая удесятерила бы силы правительства для борьбы с внутренним врагом. Указав, что подобный союз не будет чем-нибудь новым, так как и Екатерина созывала депутатов, они выражают свою готовность явиться по первому призыву, «когда благоугодно будет повелеть», и обещают действовать «без лицеприятия для своего сословия». Пользу подобного учреждения составители доказывают, ссылаясь на успехи социально-революционной партии в России, что достигается существованием организации в среде членов этой партии и их неизменною верностью друг другу. «Во сколько же раз сильнее будет союз, который образуется свободно, законно и всенародно для истребления врагов тишины и общественного спокойствия». В конце концов, дворянство, как бы извиняясь в собственной дерзости, заявляет, что «только страх за священную особу Вашего Величества был причиной, что и самая мысль наша получила необычное

для нее течение».

Это необычное течение дворянской мысли и послужило собственно причиной приезда в Полтаву Лорис-Меликова в конце мая. Самое лакейское прислужничание встретило графа в городе. Городской голова Абаза, очень много либеральничавший до сего, особенно холопствовал перед Лорисом, остановившимся в его доме: Абаза даже лошадь его сиятельства выезживал самолично. Разумеется, все либеральные замашки, вроде спектакля в пользу ссыльных студентов, — были забыты, особливо, когда Лорис, в виде милой шутки, напомнил г-же Абаза, что он имеет право вешать, кого вздумает. Выбился из кожи также полицмейстер Стеблин-Каменский (отец осужденного на каторгу)¹, с комической старательностью охраняя особу графа. Солдаты, жандармы, городовые окружали Лориса, словно он шел штурмовать Карс.

Составитель знаменитого адреса Устимович (предводитель дворянства Гадячского уезда) не присутствовал в городе, а потому был вытребован в Харьков для объяснений, которые и были найдены удовлетворительными. Губернский же предв. двор. Мандерштерн получил выговор за то, что его, в самый критический для государства момент, нет в губернии.

Во время пребывания в Полтаве Лорис решил судьбу лиц, участвовавших в панихиде по Михалевичу и Ковальскому². Один из них, Жуков, успел скрыться. Остальные 7 высланы: Собакарев — в Вельск, Саучинский — в Никольск, Жарко — в Уржум, Попов — в Березовские Починки (деревня в две-три избы, Глаз, уезда, Вяткск. губ.), Левин — в Сургут (Тоб. губ.), Комаровский — в Тару (Тоб. губ.), Кузнецкий — в Иркутск. Все они — харьковские студенты, сосланные за беспорядки на место родины, т. е. в Полтаву. Месяц спустя был арестован и отвезен в Вышневолоцкую тюрьму для ссылки в Сибирь Щетинский, состоявший под следствием по какому-то пустячному политическому делу. Затем сослан в Кадников (Волог. губ.) Рейдер, бывший студент Киевского университета. В последнее время сосланы в Арз. губ. «за оскорбление величества» двое крестьян, ремеслом кожевники.

ХАРЬКОВ. Если Харьков до сих пор еще не видал в своих стенах ни одной смертной казни, то, тем не менее, общие правительственные репрессалии так же сильно дают себя знать здесь, как и в других местах. Начнем хоть с административных высылок. 24 июля 79 г. выслана административно в Восточную Сибирь Рипсимия Туманова, сестра Екатерины Тумановой, осужденной по процессу 50-ти. При обыске у нее ничего не было найдено; тем не менее ее отправляют в далекую ссылку единственно за то, что, будучи невестой Кардашева, сидящего в харьковской центральной тюрьме, она хлопотала о дозволении видеться с ним³. Узнавши об аресте дочери, мать Тумановой приехала в Харьков и получила разрешение на свиданье с нею; но вдруг, едва успела мать повидать дочь 1 или 2 раза, как ей, без всякой причины, запретили свидания и велели немедленно выехать из Харькова. В отчаянии она пыталась просить Лорис-Меликова отменить это решение, но вместо всякого ответа ее отправили с жандармами на родину в Феодосию, обязав подпиской о невыезде и назначив над ней полицейский надзор; старухе этой рке за 60 лет. Внезапно высланная мать не успела даже передать дочери денег, так что ей пришлось отправиться в Восточную Сибирь без гроша⁴. Одновременно с Тумановой отправлена административно в Восточную же Сибирь Мержанова, невеста Виташевского, сидящего в харьковской центральной тюрьме, и судившаяся по делу Ковальского⁵. До ареста она проживала в Печенегах вместе с матерью Виташевского. При обыске их квартиры также ничего не найдено. Одинаковой с ними участи подверглась и некто Рубанчик, 18-летняя девушка, сестра которой скрывается. Ее выслали за то, что она не хотела или не могла открыть жандармам, где находится ее сестра. Все три отправлены в далекую ссылку без вещей и без денег, так как начальство не заблагорассудило предупредить их о времени высылки. Почти в то же время выслали в Олонецкую губ. Эммануила Воронца, 20 лет, проживавшего у отца своего, помещика Купянского уезда. Арестовали его по какому-то доносу, в котором его обвиняли как участника в убийстве Кропоткина. Хотя, по заявлению самих жандармов, донос оказался ложным, но его все-таки сослали, чтобы, как они выразились, не подавать повода к дальнейшим доносам. Незадолго до этого, в апреле месяце, Дмохов-ским, матери, сестре и брату сидящего в центральной тюрьме⁶, и Виташевской приказано было немедленно выехать из Харькова с воспрещением когда-либо являться туда. При этом брату Дмоховского, арендовавшего землю в Харьковской губ., не дали даже времени ликвидировать свои дела. Не имея возможности перечислить многочисленные имена высланных, упомяну еще о некоторых. В июне в Ку-пянском уезде арестован мировой судья, помещик Кончаловский. При обыске ничего не найдено; причина ареста — донос священника, что он — социалист и при решении дел держит сторону крестьян. Производили обыск двое становых. Кончаловский думал их остановить тем, что надел на себя судейскую цепь и начал составлять акт о незаконности действий становых, которые явились без прокурорского предписания. Но становые акта не подписывали, ссылаясь на высочайшее

повеление, и приказали Кончаловскому снять цепь. Он не соглашался. Тогда становые сами сняли с него этот священный знак русского правосудия и отправили судью в острог вместе с недописан-ным актом. Он обвиняется, говорят, в применении коммунистических идей к своей семейной жизни. Забавное обвинение. Около этого же времени выслана из Харькова в Павлоград (Екатер. губ.) целая семья Майоровых за то, что у них квартировал гимназист 8-го класса, написавший на экзамене сочинение в либеральном духе. Сыну же Майоровых, окончившему курс в гимназии, запрещено поступать в высшие учебные заведения.

Хроника арестов // Народная воля. 1879. 1 октября (Китература партии «Народная воля». М., 1930. С. 16, 18).

¹ Стеблин-Каменский Р.А. — студент Харьковского университета, член народнического кружка Д.Т. Буцынского, действовавшего в Харькове в 1878—1877 гг.

² Ковальский И.М. — член одесского народнического кружка, в январе 1878 г. оказавший при аресте вооруженное сопротивление. Казнен в августе 1878 г.

³ В деле Репсимии Тумановой ее высылка в Восточную Сибирь объясняется найденными при ней «преступными сочинениями» (ГАХО Ф. Канцелярии Харьковского губернатора. Секретное отделение (3), оп. 287, д. 51, л. 7).

⁴ Из донесения таврического губернатора, принявшего ссыльную в мае 1878 г., следует, что Софья Туманова была выслана из Харькова в сопровождении двух жандармов в Феодосию «за подозрение в сочувствии к преступной пропаганде» (Там же. Л. 5).

⁵ Мержанова Л.М. и Виташевский Н.А. — члены одесского кружка И.М. Ковальского, участники вооруженного сопротивления при аресте.

⁶ Дмоховский Л.А. — участник хождения в народ, член кружка Долгушина, арестован в 1874 г., судился по процессу «долгушинцев».

№ 26

БЛАГОДАРНОСТЬ ХАРЬКОВСКОГО ДВОРЯНСТВА

«Ваше сиятельство, Граф Михаил Тариелович!

По воле Государя Императора Вы призваны к новой обширной и важной деятельности на пользу нашего отечества. Мы рады, что можем приветствовать Вас с этим знаком доверия Державного Главы Государства. Но одновременно с этим мы не можем не выразить нашего глубокого сожаления, что новое поприще для Ваших трудов отдалило от нас.

“Ваше местопребывание и что мы лишены непосредственного Вашего заведования делами здешнего края. Сожалея об этом, мы руководствуемся чувством благодарности и уважения, которые утверждены в наших сердцах Вашей деятельностью в нашей среде.

Ваш просвещенный ум, Ваша мудрость в делах управления, свойственное Вам чувство справедливости всегда вселяли в здешних жителях полное доверие к Вашим распоряжениям. Ваша доступность, Ваша приветливость привязывали к Вам чувством самой неподдельной симпатии тех, кому приходилось иметь к Вам какое-либо дело или пользоваться Вашим гостеприимством. Пребывание Ваше в нашем крае останется в нем навсегда одним из лучших воспоминаний. Добрые пожелания, кои будут всегда сопровождать Вас на всех путях Вашей многополезной деятельности. Примите от нас выражение этих искренних, преисполняющих нас чувств.

Харьковский губернский предводитель дворянства и еще 30 подписей».

Адрес дворянства Харьковской губернии генерал-губернатору М.Т. Аорис-Мелико-ву (февраль 1880 г.) // РГИА. Ф. М.Т. Аорнс-Меликова (866), оп. 1, д. 6, л. 12.

№ 27

ВСЕПОДДАННЕЙШИЙ ОТЧЕТ ХАРЬКОВСКОГО ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОРА

«Во время пребывания моего, в начале апреля минувшего года, с разрешения Вашего Императорского Величества, в Петербурге для представления на Высочайшее Ваше воззрение результатов мер, принятых относительно прекращения эпидемии, появившейся в исходе 1878 года на низовьях Волги, и для разработки, по соглашению с подлежащими Министрами, плана дальнейших действий, с целью предупреждения возможности возобновления заразы¹, — Вашему Величеству благоугодно было явить мне новый знак Монаршего доверия, возложив на меня обязанности по званию временного Харьковского генерал-губернатора и командующего войсками Харьковского военного округа².

Прибыв в Харьков 20-го апреля минувшего года и вступив тогда же в управлением краем, Августейшею волею Вашего Величества мне вверенным, осмеливаюсь ныне повергнуть на Всемилостивейшее воззрение Вашего Императорского Величества краткий отчет о моей деятельности в этот промежуток времени.

...Население, встревоженное рядом преступных деяний злоумышленников, завершившихся убийствами должностных лиц и наконец злодейским покушением на Священную Особу Обожаемого Монарха, находилось в возбужденном состоянии. Высшая административная власть, в лице губернатора, оказалась бессильною в борьбе со злом, отчасти вследствие разрозненности и отсутствия единства в действиях между различными органами губернской администрации, а отчасти по недостатку личных и материальных средств, предоставленных в ее распоряжение. Деятельность учреждений, на которых по закону, главным образом, возложена забота об ограждении общественной безопасности, представлялась малоуспешною.