Граф Монте-Кристо (с иллюстр.)
Шрифт:
– От чего? – спросила баронесса.
– От француженок, сударыня. Он непременно хочет жениться на парижанке.
– Нечего сказать, остроумно придумал! – заявил Данглар, пожимая плечами.
Госпожа Данглар бросила на мужа взгляд, который в другое время предвещал бы бурю, но и на этот раз она смолчала.
– Барон сегодня как будто в очень мрачном настроении, – сказал Монте-Кристо г-же Данглар, – уж не хотят ли его сделать министром?
– Пока нет, насколько я знаю. Я скорее склонна думать, что он играл на бирже и проиграл, и теперь не знает, на ком сорвать досаду.
–
Королевский прокурор с супругой вошли в комнату.
Вильфор, несмотря на все свое самообладание, был явно взволнован. Пожимая ему руку, Монте-Кристо заметил, что она дрожит.
«Положительно, только женщины умеют притворяться», – сказал себе Монте-Кристо, глядя на г-жу Данглар, которая улыбалась королевскому прокурору и целовалась с его женой.
После обмена приветствиями граф заметил, что Бертуччо, до того времени занятый в буфетной, проскользнул в маленькую гостиную, смежную с той, в которой находилось общество.
Он вышел к нему.
– Что вам нужно, Бертуччо? – спросил он.
– Ваше сиятельство не сказали мне, сколько будет гостей.
– Да, верно.
– Сколько приборов?
– Сосчитайте сами.
– Все уже в сборе, ваше сиятельство?
– Да.
Бертуччо заглянул в полуоткрытую дверь.
Монте-Кристо впился в него глазами.
– О боже! – воскликнул Бертуччо.
– В чем дело? – спросил граф.
– Эта женщина!.. Эта женщина!..
– Которая?
– Та, в белом платье и вся в бриллиантах… блондинка!..
– Госпожа Данглар?
– Я не знаю, как ее зовут. Но это она, сударь, это она!
– Кто «она»?
– Женщина из сада! Та, что была беременна! Та, что гуляла, поджидая… поджидая…
Бертуччо замолк, с раскрытым ртом, весь бледный; волосы у него стали дыбом.
– Поджидая кого?
Бертуччо молча показал пальцем на Вильфора, почти таким жестом, каким Макбет указывает на Банко.
– О боже, – прошептал он наконец. – Вы видите?
– Что? Кого?
– Его!
– Его? Господина королевского прокурора де Вильфора? Разумеется, я его вижу.
– Так, значит, я его не убил!
– Послушайте, милейший Бертуччо, вы, кажется, сошли с ума, – сказал граф.
– Так, значит, он не умер!
– Да нет же! Он не умер, вы сами видите; вместо того чтобы всадить ему кинжал в левый бок между шестым и седьмым ребром, как это принято у ваших соотечественников, вы всадили его немного ниже или немного выше; а эти судейские – народ живучий. Или, вернее, во всем, что вы мне рассказали, не было ни слова правды – это было лишь воображение, галлюцинация. Вы заснули, не переварив как следует вашего мщения, оно давило вам на желудок, и вам приснился кошмар – вот и все. Ну, придите в себя и сосчитайте: господин и госпожа де Вильфор – двое; господин и госпожа Данглар – четверо; Шато-Рено, Дебрэ, Моррель – семеро; майор Бартоломео Кавальканти – восемь.
– Восемь, – повторил Бертуччо.
– Да постойте же! Постойте! Куда вы так торопитесь, черт возьми! Вы пропустили еще одного гостя. Посмотрите немного левей… вот там… господин Андреа Кавальканти, молодой человек в черном фраке, который рассматривает мадонну Мурильо; вот он обернулся.
На
– Бенедетто! – прошептал он едва слышно. – Это судьба!
– Бьет половина седьмого, господин Бертуччо, – строго сказал граф, – я распорядился, чтобы в это время был подан обед. Вы знаете, что я не люблю ждать.
И Монте-Кристо вернулся в гостиную, где его ждали гости, тогда как Бертуччо, держась за стены, направился к столовой. Через пять минут распахнулись обе двери гостиной. Появился Бертуччо и, делая над собой, подобно Вателю [48] в Шантильи, последнее героическое усилие, объявил:
– Кушать подано, ваше сиятельство!
Монте-Кристо подал руку г-же де Вильфор.
– Господин де Вильфор, – сказал он, – будьте кавалером баронессы Данглар, прошу вас.
48
Главный повар принца Конде, который заколол себя шпагой, увидев, что опаздывает рыба, заказанная к королевскому столу.
Вильфор повиновался, и все перешли в столовую.
VI. Обед
Было совершенно очевидно, что, идя в столовую, все гости испытывали одинаковое чувство. Они недоумевали, какая странная сила заставила их всех собраться в этом доме, – и все же, как ни были некоторые из них удивлены и даже обеспокоены тем, что находятся здесь, им бы не хотелось здесь не быть.
А между тем непродолжительность знакомства с графом, его эксцентричная и одинокая жизнь, его никому не ведомое и почти сказочное богатство должны были бы заставить мужчин быть осмотрительными, а женщинам преградить доступ в этот дом, где не было женщин, чтобы их принять. Однако мужчины преступили законы осмотрительности, а женщины – правила приличия: неодолимое любопытство, их подстрекавшее, превозмогло все.
Даже оба Кавальканти – отец, несмотря на свою чопорность, сын, несмотря на свою развязность, – казались озабоченными тем, что сошлись в доме этого человека, чьи цели были им непонятны, с другими людьми, которых они видели впервые.
Госпожа Данглар невольно вздрогнула, увидев, что Вильфор, по просьбе Монте-Кристо, предлагает ей руку, а у Вильфора помутнел взор за очками в золотой оправе, когда он почувствовал, как рука баронессы оперлась на его руку.
Ни один признак волнения не ускользнул от графа; одно лишь соприкосновение всех этих людей уже представляло для наблюдателя огромный интерес.
По правую руку Вильфора села г-жа Данглар, а по левую – Моррель.
Граф сидел между г-жой де Вильфор и Дангларом.
Остальные места были заняты Дебрэ, сидевшим между отцом и сыном Кавальканти, и Шато-Рено, сидевшим между г-жой де Вильфор и Моррелем.
Обед был великолепен; Монте-Кристо задался целью совершенно перевернуть все парижские привычки и утолить еще более любопытство гостей, нежели их аппетит. Им был предложен восточный пир, но такой, какими могли быть только пиры арабских волшебниц.