Граф Никита Панин

Чиркова Зинаида

Письма вашего, что прежде вы писали ко мне, я не получила, и думаю, что вы то отгадали, заключив, что оно где-нибудь валяется под лавкой. Простите, батюшка, мой милостивый друг! Спешу теперь к обедне, а затем не имею больше времени, как только подтвердить вам мое то искреннее почтение и чувствительное признание моих к вам обязательств, с коими по смерть пребуду

Всепокорнейшая услужница г. Марья Панина».

Прежде самых важных бумаг извлекал Никита Иванович из кипы пакетов и огромных конвертов, запечатанных сургучными печатями, скромные желтенькие конверты, в которых бесхитростным и теплым словам Марий Родионовны казалось тесно на скромных листочках почтовой бумаги. Редко удавалось ему читать такие простые русские слова — казенные бумаги все грешили

многословием и затемнением смысла в путанице слов, а письма Марии Родионовны показывали простую и возвышенную душу, ее теплое родственное к нему отношение. Скромные небогатые подарки радовали его душу, отходившую от неприятностей и невзгод, столь обильных в это врёмя, заставляли забыть о дворцовых интригах и наговорах, доносах и поклепах. Он с удовольствием прочитывал письма жены брата и представлял себе эту красивую женщину в суете и заботах, отдыхал душой во время чтения ее писем. Редко кому из русских женщин того века удавалось писать так просто и вместе с тем возвышенно, в ходу был все больше французский, а то и немецкий язык, и русского слова почти невозможно было услышать среди дворцовой суеты и сутолоки. Письма Марии Родионовны доставляли ему большое удовольствие и снова и снова угнетала его мысль: нет, не стать ему семьянином, не найти такую суженую, чтобы так заботлива была, так проста и бесхитростна…

Мария Родионовна словно бы тоже смутно чувствовала эту тайную тоску Никиты Ивановича и поверяла ему все нужды и заботы, словно старому хорошему другу.

«…С отправляющимся теперь курьером нельзя мне было преминуть, чтоб вас сим, батюшка, любезный граф Никита Иванович, не отблагодарить за изъявленный ко мне ваш ласковых отзыв в последнем письме Петру Ивановичу. А притом имею еще вас, батюшка, просить к усугублению моих к вам обязательств, по просьбе дяди моего князя Кантемира, не оставить, чем вам возможно будет оному помочь в том, о чем он к вам письмом своим через своего курьера отправленным, объясняя, просьбою своею утруждал, в чем я, как на вашу ко мне милость, так и на природное великодушие несумненно надеюсь.

Теперь скажу вам о себе. Наше пребывание здесь не столько, право, скучно, как может быть вам, в резиденции живущим, представляется. Компания у нас всегда предорогая и ежедневно многочисленная. Лишь дамы очень молчаливы. Однако, как я сама довольно говорлива, то мне и не противно, что оне дают мне в том полную волю. Я же приучила их играть в карты, чего они прежде не делали. А кои на то не согласились, тем по счастию полюбилось распускать золото, из чего мне двойная прибыль. Первое, что они в глаза мне не глядят и не встают передо мною ежеминутно, а другое, что сия оккупация избавляет меня от сухих вопросов, на кои они обыкновенно очень коротко отвечают. А при том делают тем мне и выжигную прибыль»…

Никита Иванович хохотал, читая эти строки. Ему вспомнилось, как потихоньку щипала золото из галунов княгиня Дашкова, вытаскивая из ткани золотые нити — при том же делала она это в богатейших гостиных и таскала к себе домой. А Мария Родионовна нашла занятие бездействующим дамам — давала им старые галуны, заставляла расплетать нити и оставлять целыми золотые полоски…

«…Сама же я с теми, кто повеселее и говорливее, играю в вист или в ломбер. И так наши дни изрядно протекают. В большие ж праздники бывали у нас балы, которые тем веселее петербургских, что все на них самоучкой и с Превеликой охотой танцевали…

Простите меня, что я сими безделицами нужное время у вас занимаю, и позвольте лишь только вам еще сказать, что наш Рогожин просил у меня усильно о его деле вам напомнить и просить вашего по оному неоставления и что напомня заключаю сие письмо к вам дитинным почтением и преданностью

Ваша услужница графиня

Мария Панина».

Читая это письмо, Никита Иванович только усмехнулся. Могла бы и не напоминать Машенька о Рогожине. Он был флигель–адъютантом Петра и управлял имениями внучатых племянников Никиты Ивановича — Александра и Алексея Куракиных, опекунами которых были оба брата Панины после смерти родителей маленьких братьев.

Рогожин исполнял свои обязанности добросовестно и взыскательно, и Никита Иванович особенно благоволил к этому управителю…

И никак не скажешь, что рядом — турки, что Петр Иванович все дни и ночи проводит в хлопотах по приготовлению к осаде Бендер — отлично укрепленной и хорошо защищенной крепости, что легкие слова и милые безделицы Марии Родионовны скрывают под собой постоянную тревогу за командующего русской армией, постоянную готовность к опасности, смерти…

И уж вовсе обеспокоился Никита Иванович, когда получил еще одно письмо Марии Родионовны, из которого понял, что она готовится вскоре снова стать матерью…

«…Не получа еще случая ответствовать вам, мой милостивый и любезный друг, граф Никита Иванович, на ваше приятное письмо, полученное мною через курьера Тутолмина. Имела счастие я еще на сих днях с курьером Карташовым получить другое, наполненное от вас дружескими и для меня весьма лестными выражениями.

Теперь же, получа способ к вам писать с отправляющимся отсель, за оба ваши письма ко мне сим изъявя перед вами мою чувствительную благодарность, на первое имею вам ответствовать, что по делу князя Адоевского я к нему уже писала, дабы он через Петра Богдановича вам объяснил все со всею точностью все до него принадлежащее, и ни мало не сумневаюсь, что вы в чем возможно будет помочь ему не отречетесь, как вы меня в том обнадежили.

Жалею, что Модель (имеется в виду химик, действительный член Академии наук) не нашел в водах, от меня присланных, довольно минералу. Может статься, тому причиною и то, что она брана в осеннее время, смешанная с дождевою, и на поверхности, а не в самом ключе оной.

Перстень моего брата Кантемира он может сделать сам приехавши, по своему вкусу. В протчем же остается лишь мне навсегда быть признательной за принятой вами труд по всем сим от меня, в надежде вашей ко мне драгоценной милости, возложенным на вас комиссиям, второе тем более усугубляет к вам моих обязательств, что в доставлении для меня повивальной бабки, вы ничего не упустили, хотя по нещастию моему со всем тем я ее не получаю. Что же касается той, которую Григорий Николаевич вам представил, то я поручила отпущенному на время отсюдова в Москву доктору Далю заехать в Глухов и, ее отыскав, своими об анатомии вопросами сколько возможно екзаменовать, и меня оттоль уведомить, прямую ли она имеет в том науки или одне небольшие принсипии с практикою? Получа же от него известие, я не умедлю сообщить вам о ней мои последние намерения. Сверх же того я еще просила означенного доктора стараться и в Москве лучшую, к приезду на срок сюды уговаривать в таком случае, если он глуховскую не довольно искусною найдет…

Вы сказываете, что описание жизни моей вам понравилось, и дозволяете то вперед продолжать. Я же хотя и имею записку о моем вояже, которая, надеюсь, могла бы вас рассмешить, но того теперь затем не посылаю, что Петр Иванович превеликую кучу бумаг к вам с нужными делами отправляет. Посему я не имею причины опасаться, чтоб моя шутка не была вам так неуместна, как после ужина горчица. И для того оную я к вам пришлю с другим курьером, присовокупя за пожданье и описание здешних пикников, кои недавно зачались у одного француза, думаю, гораздо ваших консертов веселее, где вы от скуки в вист заигрываетесь. Если бы я не опасалась, что мое ничего не значащее письмо может вас задержать от важнейшего какого дела, то я бы и еще его продолжать не поленилась. Но устрашась сею мыслию, Спешу оное закончить.

Пребывая вам с нелицемерною преданностью и большим почтением навсегда покорная услужница ваша Графиня Мария Панина»…

«Вот и еще один росточек от дерева Панинского будет», — с нежностью думал Никита Иванович и горячо хлопотал о повивальной бабке. Ах, если бы то был наследник, если бы сын родился у брата, — замирало сердце в чаянии, что будет и мужской продолжатель рода Паниных. И как это Мария Родионовна в преддверии такого события все продолжает болтать о пустяках и как это не бережет свое здоровье, и ласково выговаривал в письмах брату.