Граф-пират
Шрифт:
Она знала, что граф останется безучастным к ее уколу. Он молчал, словно оценивая ее.
Потом он так устало вздохнул, что Вайолет пожалела было его, но тут же вспомнила, что это она вызвала этот раздраженный вздох.
— Мисс Редмонд, ради всего святого… — Сколько деланного терпения в его голосе. — Я капитан этого корабля. Почему вы решили, что я стану играть в шахматы ради… — Он покачал головой, словно не в силах закончить фразу. — Я превосходно играю, — слабо добавил он.
Вайолет подумала, что Флинт сейчас закроет лицо руками и горестно покачает головой.
— Значит, игра не затянется, — быстро ответила она.
Ладони
Граф посмотрел на нее, потом перевел взгляд на дверь, словно прикидывая, предпочесть ли свободу попыткам угодить своей безбилетной пассажирке.
Он снова вздохнул, направился к шахматной доске и задумчиво повертел в пальцах отполированного коня из слоновой кости.
— Сколько денег вы с собой взяли? — Флинт пристально посмотрел на Вайолет. — Полагаю, они у вас есть?
Вопрос удивил ее.
— Двадцать фунтов.
— Двад… — Он запнулся на полуслове и снова покачал головой с загадочной, недоверчивой улыбкой. — Хорошо, мисс Редмонд. Мы сыграем одну партию в шахматы. Если вы выиграете, то будете спать в моей каюте, а я переночую в «мышиной норе», как вы соизволили оскорбительно назвать предоставленную вам на моем корабле каюту. Я высажу вас в следующем же порту и найду человека, который доставит вас домой в целости и сохранности. Деньги вам пригодятся.
Вайолет испытала легкий укол совести: назвать каюту «мышиной норой» было действительно в высшей степени оскорбительно. Наверное, она повела себя невежливо, но и поведение Флинта не способствовало проявлению се лучших качеств.
И тем не менее его предложение не пришлось ей по вкусу.
— Но…
— Не спорьте со мной. Я еще не закончил. А если вы проиграете, то отдадите мне пять фунтов в счет стоимости вашего плавания, и я доставлю вас и ваш багаж в порт. Если ветер не переменится, мы доберемся до Гавра за два дня. Тогда вы будете сами искать постоялый двор и дорогу домой; можете присоединиться к бродячему цирку, поступить в бордель или убираться к черту — мне все равно. Всю жизнь вы принимали покровительство мужчин как должное, мисс Редмонд. Как должное вы принимали ваш комфорт, привилегии и безопасность. Даже сейчас вы полагаете, что я позабочусь о вас, что мужчины всегда будут защищать вас, несмотря на все ваше безрассудство. А мне… — Капитан сделал паузу, вытащил из кармана часы и сверил время. Даже в течение этого монолога его мысли витали где-то далеко. — …это не нравится.
Он поднял голову. Его глаза сверлили Вайолет. Последние слова эхом отдавались в комнате. Выражение лица капитана ясно говорило, что он настроен серьезно.
Вайолет ничего не ответила.
— И даже сейчас вы, похоже, не верите, что я могу бросить вас на произвол судьбы. — Он захлопнул крышку часов и снова убрал их в карман. — Так испытайте же меня.
Он разгромил ее прежде, чем началась игра.
Вайолет пристально смотрела на него и с трудом сглотнула.
Он это заметил, судя по блеску в его глазах. Он был доволен. Вайолет подумала, что он из тех, кто никогда ничего не упускает из виду, потому что любая деталь может иметь значение.
Думая так, она вся дрожала.
— Я принимаю ваш вызов.
Странно, но голос Вайолет звучал вполне твердо.
Флинт Коротко кивнул, словно ее согласие его ничуть не удивило, носком начищенного сапога лениво пододвинул ей стул, естественно, к той
По молчаливому согласию во время игры никто из них не разговаривал. В любом случае они не умели вести друг с другом приятную светскую беседу: утонченно-грубоватый капитан с невероятным титулом и юная аристократка, случайно оказавшаяся на его корабле, — к тому же недолюбливали друг друга и уже порядком устали.
И все же Флинт не назвал бы эту партию тягостной. Ему было по душе молчание, так необходимое при игре, прикосновение к изящным шахматным фигурам.
Шахматы ему подарил старый друг, капитан Морхарт, поэтому их сегодняшняя игра наполнялась еще более глубоким смыслом.
Флинт был счастлив, пока не понял, что проигрывает.
Он играл в шахматы с раджами и разбойниками, с самыми лучшими знатоками игры. Он был умен, внимателен, сообразителен, безжалостен и изобретателен, и все его лучшие качества проявлялись во время игры. Флинт был великолепным игроком.
Но Вайолет оказалась сильнее.
Осознание этого причинило ему сильную боль. Он с трудом подавил закипевший гнев, но после ее очередного умного и расчетливого хода гнев снова поднялся в его груди. Уязвленная гордость и ярость боролись в душе капитана.
Наконец им на смену пришло мрачное удивление. На затылке выступили капли пота и поползли вниз по спине. «Это выходит моя гордость», — язвительно подумал Флинт.
Вайолет умело подводила его к концу партии.
Внезапно он понял, что она манипулировала им все время: и в мышиной норе, и здесь.
Черт побери!
Вайолет не торжествовала. Сделав ход, она выжидательно поднимала на него спокойный, чуть настороженный взгляд, и ее блестящие глаза с темными кругами от усталости безмолвно говорили ему, что теперь его очередь.
За этим гладким бледным лбом скрывался неожиданно острый ум, способность анализировать и выстраивать стратегию — качества, превосходно подходящие для какого-нибудь мужского занятия — например планирования сражений или пытки заключенных — и способные служить благой цели. Конечно, с учетом склонности Вайолет к необдуманным поступкам. Некоторые женщины получают удовольствие от общественной деятельности, мрачно подумал Флинт. Ему стоит предложить это мисс Редмонд.
«Кто научил тебя играть в шахматы? С кем ты обычно играешь, с одним из братьев?»
Флинту казалось, что у Вайолет недостанет терпения для такой игры. И все же она так упорно стремилась найти своего брата, была так убеждена в своей правоте, какой бы нелепой и бессмысленной ни казалась эта затея.
Каково это: любить брата всей душой, ощущать себя частью семьи, иметь свой дом?
Вскоре Флинт сумеет создать свою семью, а Кот — лишь средство для достижения цели.
Он не хотел, чтобы в наступившей тишине любопытство одержало верх. Он понимал, что мисс Редмонд сочтет любопытство за некий знак благожелательности. И все же тишина способствовала более тщательному обдумыванию, поскольку разум не терпел бездеятельности. Флинт убедился в этом в турецкой тюрьме. Пустячные вещи могли наполняться особым значением. И, сам того не осознавая, Флинт замечал многое. Крохотная родинка привлекла его внимание к изящному изгибу нежных полных губ. В свете лампы кожа Вайолет казалась жемчужной, была гладкой и без единой морщинки, благодаря постоянному ношению шляп и чепцов.